| ||||||
|
| |||||
|
Основные произведения Быкова Ф.И.1. Рабочий день Распласталась вечерняя зорька. Обожгла кумачом тополя, Отразилась песнею звонко В гимне рабочего дня. Знойное лето в разгаре. Шумит сенокосом страда. Шагают уставшие парни, На ночь заглушив трактора. А утром, когда на востоке Румянец зальет небосвод, Вся техника в шумном потоке Тронется снова в поход. Туда, где в сажень травостой, Где в сиреневых строчках луга, Где будто на шахматном поле Застыли как пешки стога.
Живу, как всякий человек. Я мечтал с любимой рядом Прошагать свой долгий век, Допить всю жизнь без остатка, Отбросив в сторону нытье, Хоть временами и несладко Давалось нам наше житье. Любви натянутые струны, Издавая нежный звук, Вселяли в нас мечту фортуны, Стирая гарь с житейских мук. Летят года, как телевести, Слегка морщиня плоть лица. Еще бы жить, да жить нам вместе, Рассвет встречая у крыльца. Так нет. Пришла пора разлуки, Вонзив в судьбу страданий нож, Открыла настежь двери скуке И не смутилась ни на грош. Увлекла под всхлип рыданий В безмолвный мир, под вечный кров Одну из божеских созданий - Мою нетленную любовь.
Плывут, пыля увалами, Степные корабли. Застыли за штурвалами Простые пареньки. Одни живут в Терентьевске, Другие - в Изоре, Но все они до времени В одной большой семье. В семье, где водят тракторы, Где из простых парней Растут механизаторы - Хозяева полей. Пройдут года упорные, Учебного труда... Встречай парней со Школьного, Кузнецкая земля!
Жарит несусветно. Скот забрел по брюхо в тину И стоит - ни с места. Ни ветринки над водою. Жаром пышет местность. Ко мне старостью седою Жмется неизвестность. От тоски неумолимой Не сыскать лекарства. В дом, покинутый любимой. Не вернется счастье. Я бы с радостью большою За любые средства В этот миг, больной душою. Окунулся в детство!
Я к Школьному спустился с Красной Горки Под музыку июньского утра В погонах на защитной гимнастерке. Мне кажется, еще вчера Я пробовал себя на верность сцене, Бросая репетиций вечера К ногам маститой Мельпомены. Мне кажется, еще вчера Я любовался девушкой в молчаньи, Пока от зависти заря, Не выдержав, простилась с нами. Мне кажется, еще вчера Я верил в молодость без меры... Но эта юности пора Не ужилась с потомком веры. Мелькнула искрой на заре, Исчезла без возврата, Отметив след в календаре, Полсотней лет театра.
Ну, как еще душевнее назвать? Кроме, как "любимая", едва ли, Можно что-то лучшее сказать. Нет такой, как ты, в моей округе. Может быть, и есть, но далеко. Даже быстрым птицам на досуге Отыскать такую нелегко. Пусть была лицом ты некрасива, Быть может, чем другим не хороша, Но у тебя прекрасною на диво Была для всех открытая душа. И я душевной ласкою плененный, Другого ничего не замечал. Может быть, поэтому влюбленный Л столько лет с тобою прошагал? И теперь, когда пути, наши дороги, Безвременно на время разошлись Надо, чтобы наши с тобой боги По-своему беречь нас принялись
Родила дочь и сына. Казалось, счастье привалило ей сполна. Что эта, нарисованная нежностью картина Не смоется с живого полотна.
И вечно будет жить, как и вся природа, Что от роду не меняется ни в чем: Все та же даль, все те же смены года И небеса, подпертые березовым плечом.
Все, кажется, незыблемо на свете. И не предвидится печального конца. Растут, мужая, с каждым годом дети, А в час разлуки плачут у крыльца.
Уехал сын. И в дом свой не вернулся. И хоженую тропку навсегда забыл. В солдатские ботинки он намертво обулся И в вечный мир без почестей отбыл.
Пришла, петляя по дорогам, похоронка. Смертью храбрых пал ваш сын и брат... В слезах бежит ровесница - девчонка, Сестра погибшего, в его военкомат.
Стучат колеса, отмеряя версты. От грома песен прыгает вагон. И чем ближе к фронту военные медсестры Заметно женственней становятся лицом.
Уехала и дочь. И в дом свой не вернулась. И хоженную тропку так и не нашла. В солдатские сапожки накрепко обулась И в вечный мир безропотно ушла.
И снова в доме извещает похоронка: “...Смертью храбрых пала ваша дочь...” В глубоком трауре рыдает мать девчонки И прости Господа слезам ее помочь.
Дед сидит перед зеркалом в сенях И расческой наводит красу. Я сижу у него на коленях И медали со звоном трясу.
"Расскажи мне, пожалуйста, деда, Что ты делал, тогда на войне? Где тебя повстречала победа? И медали повесили где?
Дай одну поносить мне так просто? Обещаю, что завтра отдам. А как вырасту с дяденьку ростом - Накоплю себе столько же сам".
Дед и я по-военному строго К обелиску на праздник идем И, сверкая медалями оба, По цветочку тюльпанов несем.
9. То ли вечерняя дымка над прудом, То ли слегка охладевший туман Опускается розовым кругом Над сверкающей рябью экран.
Тишина приземлилась на склоны В комариной застыв толчее. С важной поступью ходят вороны. Роясь клювами в бывшем ручье.
Все заметней крадутся тени, Солнце клонится, словно в пастель. Где-то в согре без капельки лени Все скрипит и скрипит коростель.
Нету ближе и преданней друга, Бескорыстней, чем старенький пруд. Он в минуты дневного досуга Всем безропотно дарит приют.
Праздник реет над планетой - Праздник дружбы и родства. Ликует мир, весной согретый В цветах и звоне торжества.
Он шагнул на тропку лета Восьмеркой красного числа. Давно нам стала цифра эта Истоком женского тепла.
В любой стране, в любом селенье, Особо там, где льется кровь, Одно для всех у нас забвенье – Материнская любовь.
Она объятьями безмерна, Неистощима на добро И нам поэтому, наверно, Так в жизни кажется тепло
11. С восторгом смотрят тополя На полыхающий закат в полнеба. Зарделись в отблеске поля От созревающего хлеба.
Багряный пруд притих к ночи, Затих и шум берез околкою И только слышно, как кричит, Детей сзывая перепелка,
Да, где-то в розовой дали, Стучит по рельсам электричка, Возвращая в память дни, Давно сгоревшие, как спичка.
11. С ДУМОЙ О ПРОШЛОМ В ГАСНУЩЕМ ДНЕ Сумерки. Гаснет закат за дорогой. С Миром прощается день, уходя Волнуется сердце с земною тревогой За новый рассвет незнакомого дня Я с детства веду этот простенький счет Моим малозначимым годам. По ним жизнь, как речистая речка течет. Минуя пригорки обходом. Немало их было у нас на пути: Крутых и. конечно, не очень Приходилось частенько вслепую идти. Шагать через трудности в просинь С надеждой на скорый и лучший удел В краю, где хотелось оставить Всем людям, кто вместе со мною потел. Стихотворный автограф на память 1998 г.
12. МИЛЫЙ КРАЙ Во все небо - закат пурпурный. По закату - золотые облака. Под ними распластался лес ажурный, А ниже в блеске волн - река. Я не могу в себя вобрать раздолье это. От вдохновенья переполнилась душа. С волненьем вяжутся под сединою где-то Рифмы строк, к пристанищу спеша. Милый край мой, свет цветущей дали! Ты один мне в горький час тоски, Как верный друг, не знающий печали, Стелешь к сердцу животворные мостки. 1999 г.
Утро шафранное, утро туманное, Как хорошо ты весной! Словно, как сказкою с детства желанною, Я очарован тобой. Мне бы вот только от чувства бездонного Не закричать в синеву, Чтобы случайно эхо стозвонное Не потрясло тишину. Не помешало бы вечной гармонии Общения неба с землей, И не вспугнуло простой церемонии Свидания утра со мной. 7976 г.
14. Вверх дном опрокинулся омут бездонный Вершины щекотят его синеву. Запахом лета воздух безмолвный По крыши наполнил деревню мою. Все здесь обычно, знакомо и мило: Крик петушиный, мычанье коров. Рядом с околицей зрелая нива И несмолкающий гул тракторов. Я не хмелею сколько бы не пил Этот пьянящий степной аромат. Здесь я когда-то девушку встретил И до сих пор несказанно ей рад! 1982 г.
15. Первая любовь поры далекой Мелькнула в памяти, как сон, Как взгляд подруги синеокой Под прощальный тихий звон. Не воскресить того, что было, Не вернуть счастливых дней, Но как заставить, чтоб не ныло Сердце в хижине своей? 1985 г.
Пора давным-давно вставать. Уж сон ушел и тяжесть, вроде, Ушла куда-то вековать. А я лежу, теплом объятый, В плену рождения стихов И никакой, кажись, заклятый Вор не в силах выкрасть слов С трудом, расставленных по строкам, Пусть малообразных, простых, Но для меня в моем глубоком Понимании - земных.
17. Нелегко говорить болью тронутым, Вспоминать, где и как проживал. Слишком был я от бедности замкнутым И от этого часто страдал. Не сумел пробудить в себе радости, Не нашел в живом деле ростка И от каждой ко мне чьей-то жалости Меня жгла ледяная тоска. Меня мучили стыд и смятение, Неудобство в компаньи друзей. И менял я такое общение На приветную песню полей. Здесь легко и без колоти дышится, Я обнять все цветущее рад. Словно, в каждом мне шорохе слышится Дорогое и нежное -"брат!" 1982 г.
И снова я вспомнил с любовью о маме. Знать, этому чувству не будет конца. А как же иначе? Подумайте сами, Ведь нет для нас в жизни дороже лица. Мы ласку ее ощущаем годами И нежность улыбки, и строгость лица, Когда она занята в доме делами, То блеск достигает приступок крыльца. Какое же счастье быть с матерью вместе С минуты рождения и до конца! Такое явленье - подобие песни, Рожденное словно устами певца. Забудьте стесненье, прижмитесь губами К знакомым морщинкам сомкнутого рта. А тех, что навеки простилися с вами, Пожалуйста, вспомните ради Христа! 1975 г.
19. День за днем отлетают листочки И все тоньше стает календарь. Эх вы дни, мои чудо - денечки, Как же вам меня только не жаль? Я еще вроде жить только начал После бурь и житейских невзгод И, прильнувшую старость не пряча, Деловито смотрю наперед. В мои грустью пропитанные годы Я ни разу душой не упал И в угаре от вдовьей свободы Развлечений себе не искал. Я пока кое-что разумею. Знаю цену друзьям и себе И уж если придется - сумею Выйти смело навстречу судьбе. 1985 г.
Безмолвно трепещет листва на осинах. В полуденный зной окунулась трава. На черных полях, на их выгнутых спинах, Поднявшись по пояс, желтеют хлеба. Меж ними проезжая вьется дорога, Петляя, ныряет с бугра на бугор И, словно, от милого сердцу порога Бежит она в вечно зовущий простор. Вот бы сейчас нарядиться красиво, Да сбросив под ноги свой старческий груз, Как в детстве по ней припуститься игриво, Сдвинув на самый затылок картуз. Да так припуститься, чтоб все замелькало. Чтоб все позабылось плохое в пути, Чтоб жизнь моя на исходе не стала Горькой полынью бесцельно цвести. И в том далеке, где дороги сошлись, Где зарей умываясь алеет восток, Я страстно хотел бы, чтоб души слились – Моя и бессмертья в единый поток.
Приоткрылись в мир, звеня, И улыбнулась на пригорке Полянкой солнечной весна. От этой солнечной улыбки, Разбегаясь под уклон, Потекла к оврагам зыбким Влага звонким серебром. И нет такой на свете силы, Чтоб смогла поставить крест На неподвластный и красивый, Веками длящийся процесс. 1994 г.
22. После дел, притомленный, на койке лежу Ревизирую, что и как делал. И, конечно, во всем недочет нахожу, Хоть при их исполнении ведал, Что не все будет сделано так как должно По-мужицки, с крестьянскою хваткой. Презирая устои, подумать смешно! Я все делал как будто украдкой. Разучился вставать вместе с пением птиц И размахивать в поте косою, Выводить на полянах зеленых страниц Травяную строку за строкою. 1998.
Средь множества всякого лома, На свалке былого добра, До боли мне чем-то знакома Попалась вещь на глаза. Такой же вот, только зеленый, Обитый железом сундук Стоял у нас в спаленке темной, В углу, где прижился паук. Я помню как долго, бывало, Вместе с холщовым шитьем Гостинцы хранила в нем мама Под крепким, со звоном замком. И мы, озорные пострепы, Сроду не евшие "фрукт", С тягучей слюною смотрели На тот полосатый сундук. Все ждали, когда же со звоном Откроет замок наша мать И каждому вручит с поклоном Пахуче-румяную сласть. 1969 г.
К подножью тополя и с лёта Остервенело средь репьев Скандалит, выясняя что-то, Воробьи, как и народ, Не терпят над собой насилья Чуть что - и враз пускают в ход Спор усмиряющие крылья. И вот начавшийся скандал, Что неожиданно так вспыхнул. Вдруг внезапно перестал, Лишь потому, что кто-то кышкнул.
Друг мой, товарищ, ровесник со стажем, К тебе мой по-детски наивный вопрос. Ответь мне: зачем тебе, попросту скажем, Вечно себя проверять на износ? Разве не все из своих "арсеналов" Выложил ты на дорогах войны? И не тебе ли на кратких привалах Слышались песни родной стороны? Песни, где юность внезапно рассталась С шалостью детства на вьюжном ветру, Где все тебе в розовом свете казалось При встрече с любимой и в дождь и жару? И разве не ты, утопая в болотах, Шел, воскресая из мертвых, вперед? И разве не ты на Берлинских воротах Вывел автограф в тот памятный год? Вижу, как чуточку вздрогнули губы, И слезы глаза увлажнили слегка. Как с дрожью нырнула под лацканы шубы Все повидавшая в жизни рука Чтобы умерить биение сердца, Стиснув до боли щемящую грудь... Где же та жизненно-важная дверца, Что открывает в бессмертие путь? 1976 г.
26. Все меньше остается нас сейчас, Кто помнит роковое воскресенье. Навечно поделившее всех враз На вдов и на убитых, к сожаленью. Лежат бойцы, сраженные войной, Кто в братских, кто в затерянных могилах, А то и просто, обойденные судьбой, Лежат, похоронить себя не в силах. Но помнят их и свято чтут Однополчане матушки-пехоты. И все полвека их всё вдовы ждут, Как будто бы с обыденной работы.
27. Влейся в душу синевой вечерней Святая песнь с вышины. Опустись красой дочерней Земная нежность тишины. Присядь неслышно к изголовью, Рукой незримо прикоснись К челу, пропитанному- болью И, как Джоконда, улыбнись. 1998 г.
Синь небес облака заслонили от глаз И закутали солнце, играя. Ширь земная у ног. Сотни тысяч дорог Пролегли без конца и без края. Но какая из них от рожденья моя? Жизнь прожил, а не ведаю зримо. Может та, что весной, В год суровый, лихой Привела меня в топи Нарыма? Или та, что спустя, ровно год с небольшим, Оглашаясь раскатами баса Притащила меня. Паровозом дымя, В новый угольный рудник Кузбасса А быть может вон та, по которой набат Прокатился простуженным лаем. Поднимая народ В православный поход. Что священной войной называем'' Но не будем гадать Та из них и моя. Что идет не змеей извиваясь. А идет прямиком. Через годы с трудом К верной жизни на свет пробиваясь!
29. Погас огонь в моей квартире. Погас не только у меня, Погас он, словно в целом мире, Темнотой в глазах звеня. Привыкли жить мы вроде нищих, Привыкли все - не только я. Во всем селении не сыщешь, Ни в одном окне огня. Никто не спит - еще не время. Гнетет безделье без огня. Жильцы почесывают темя И всех, кого не лень, бранят.
Всем телом вздрогнула поникшая лесина И повалилась в омут темноты. Гулким эхом скорбно охнула долина, От рухнувшей к ногам сестер пихты. Высоченная, она была под стать антенне, Избороздившей небосклон небес. К ней тянулось мое мини-поколенье, Спортивный проявляя интерес. Частенько в годы солнечного детства Мы собирались на "Турниры Смельчаков" В страхе, отгоняя мысли бегства, Со старта восьмилетних сорванцов. Мало кто, лавируя меж сучьев, Достигав вершины, сняв флажок. Может быть из сотни случаев Десяток, но не больше, сделать мог. А лидеров внизу ждала награда И званье - "Самый смелый верхолаз" С конфетами в коробочке - "Помада" И с желтенькой медалью из пластмасс. Много лет с тех пор уже минуло. Много и воды с гор утекло. С глаз моих как будто ветром сдуло Памяти прозрачное стекло. С паданьем пихты словно все померкло: Приуныл пихтач с полянами вокруг. Даже умница, доверчивая белка. Куда-то скрылась и пропала вдруг. И вот стою я под тяжелой ношей. С рождения дарованных мне лет. С воспоминанием о времени хорошем, Хоть и трудном, но не злобном - нет! Тусуясь, сердце радостно ликует, На все живое проливая свет, А память, знай себе, рисует и рисует Картинки детские, давно минувших лет. 1998 г.
31. Уж полночь в окна пялится, Припав чадрой к стеклу. Ни сон ко мне не вяжется, Ни стих не льнет к челу. Лежу, глаза открытые Бессмысленно твержу Слова давно забытые И память ворошу. Хоть дал бы бог терпения До тыщи досчитать. Чтоб краткий миг забвения Помог мне сон поймать.
Жарит несусветно. Скот забрел по брюхо в тину И стоит - ни с места. Ни ветринки над водою Жаром пышет местность. Ко мне старостью седою Жмется неизвестность. От тоски неумолимой Не сыскать лекарства. В дом, покинутый любимой. Не вернется счастье. Я бы с радостью большою За любые средства В этот миг, больной душою, Окунулся в детство! 1982 г.
33. То не строки "Послания к Керн" И не строки бессмертного "Мцыри" – Это всего, лишь, мой стих - "манекен" В современном читающем мире. Я не смею равняться в письме Ни с одним, даже плёвым поэтом, Потому что в моем "мастерстве" Нету данных на звание это. Мне другое с рожденья дано. Я другим под завязку был занят... А теперь вот - подумать смешно – Меня к лирике, кажется тянет. И я скудным своим языком Расплетаю душевную тяжесть, Что скаталась горючим клубком В моем екнувшем сердце под старость. Я немало на свете прожил. Все изведал: и радость, и горе Только горечи больше вкусил На просторах житейского моря. 1987 г.
Лампа с зеленым на ней абажуром Горит напролет до утра На поле листочка, как зернышки курам Сыплются буквы с пера Тикают ходики, сон презирая. Лают за окнами псы. Одна за одной ложатся, играя. Строки на грань полосы. Что ему видится в сумраке ночи? Какой ему слышится в ней перезвон В себя устремленные зоркие очи Не в силах признать свой бревенчатый дом. Приехал под кров, словно о неба свалился. Где пропадал столько взбалмошных лет Спасибо, что вспомнил, наведать решился Любимый народом крестьянский поэт. 1989 г.
Что было, то давно прошло, Рассеялось, как облако в лихую замять. Спасибо только, что пока еще Не изменила мне под старость память. Не погребла за частоколом лет: Ни свежей юности, ни озорного детства Не заслонила даже "Новый Свет" От первого крестьянского совдепства. Я благодарен ей, как старожил, За чудный клад духовного богатства. За то, что вместе, не жалея сил, Мы с ней крепили узы братства. И вот теперь, когда на склоне лет Все ощутимей недостаток силы, Дороже и значительнее нет Все той же памяти, какой живем и жили. 1975 г.
Туман по оврагам курится, Освежая прически осин. Я слышу, как кто-то стучится В мою одинокую жизнь. Как кто-то, желая мне счастья На добрую дюжину зим, Непрошенно жмется в объятья, Волнуя дыханьем своим. О чем-то, припав, умоляет, Куда-то незримо зовет И страстно меня уверяет, Что кто-то в тумане том ждет. И я, потрясенный той новью, Полный душевных тревог, К этим осинам по взгорью Помчался, не чувствуя ног. 1982 г.
37. ГОДЫ ДЕТСТВА Люблю я в сумерки, молча, сидеть Под гул разгоревшейся печи И видеть, как в сполохах алая медь По стенам сияние мечет. Невольно на память приходит изба, Железная печь. Вечерами вокруг ее мы. Отец, пальцем грозя, Отстраняет нас нежно руками. Не велит подходить очень близко к огню Раскаченной до ужаса жести. За шалостный бег и любую возню Он стращат нас активностью плети. Вечереет... Мы смирно сидим без огня. (Вся причина, видать, в керосине) Искрит над лоханью лучина, дымя, Как будто в музейной картине, Мать у печи собирает на стол, Отец сочит ножом в чашку репу И каждому ложкой, присев к нам на пол, Овощную подносит диету. Мы любили отца и тянулись к нему, Поминутно летали к окошку, Чтобы встретить его сквозь оконную тьму На протоптанной к дому дорожке. Он устало идет после трудного дня. Запорошенный цепкой мякиной. Отряхнувшись, заходит и первым меня Подхватив, к себе садит на спину, А потом, принагнувшись, трясет бородой И летит с нее брызгами иней. Хохочут сестренки и ловят рукой Этот дождик ласкающе-синий. Трепещутся птицами наши сердца, Радость бурлит, отражаясь в окошке, От счастья мы скачем и просим отца, Чтобы он покачал нас на ножке. 1998 г.
Степные корабли. Застыли за штурвалами Простые пареньки. Одни живут в Терентьевске, Другие в Изоре, Но все они до времени В одной большой семье, В семье, где водят тракторы, Где из простых парней Растут механизаторы. Хозяева полей. Пройдут года упорного, Учебного труда... Встречай парней со Школьного. Кузнецкая земля! 1975 г.
За крыши притихших домов. Зажглось у девчонки оконце До самых почти петухов. Не слышит она торопливых Весенних речей ручейка, Не видит шагов суетливых Знакомого ей паренька. Склонясь над учебною книгой, Застыла в итоговом сне... "Уж ты извини меня, милый, Что нынче не вышла к тебе. Вот сдам годовые зачеты, Получу драгоценный диплом, Тогда без всякой заботы По Школьному вместе пройдем. 1975 г.
40. Распласталась вечерняя зорька, Обожгла кумачом тополя, Отразилася песнею звонко В гимне рабочего дня. Знойное лето в разгаре. Шумит сенокосом страда. Шагают уставшие парни На ночь, заглушив трактора, А утром, когда на востоке Румянец зальет небосвод Вся техника в шумном потоке Тронется снова в поход. Туда, где в сажень травостои, Где в сиреневых строчках луга, Где будто на шахматном поле Застыли, как пешки стога. 1975 г.
Багровый осколок луны И, словно не чувствуя веса, Поплыл, не страшась вышины. Тянется следом за солнцем, К отрогам синеющих круч, Отдраенный влажным суконцем Рваных сиреневых туч. Смотришь и дух замирает От этой небесной дали! А ему, хоть бы хны, он играет Со звездами в млечной пыли. 1998 г.
Мурлычут на лежанке кошки сонно. Ворчит им в тон кипящий чаи. До слез дуэт тот монотонный Меня довел, как будто невзначай Возникло детство с новизной в деревне В глазах стоит крестовый дом. В нем печь огромная на удивленье И лавки возле стен кругом. За стенкой - горница с двухстворчатою дверью. В ней посередке самодельный стол В углу сундук. Цветы стоят артельно И устланный половиками пол. Другая дверца приглашает в спальню, В ней кроме воздуха - кровать. Сюда после забот и дел повальных Сходились отдыхать отец и мать. Семья большая. Жилось довольно тесно. На всех детей - одна из войлока постель. Разостланная на полу, и, как известно. Создавала взрослым канитель: То не поделили двое шубу – Одеяло заменяющую им. То кто-то в баловстве поранил губу И воет голосом благим. А самый маленький сходить боится на лоханку. Канючит, дергая за руку мать. А ей, родимой, надо спозаранку, Как не вздыхай, а у печи вставать. Итак, считай до самой полуночи Идут разборы и неуёмная возня Пока с небес на взбалмошные очи Не сойдет знаменье Бога - сна. 1995 г.
Вплетаясь в седину. И словно, в ливень воды, Журча, спешат ко рву.
44. "Мои года - мое богатство" – Поет прославленный певец С эстрад Родного государства, Касаясь чувствами сердец. Его напевом упоенный Я погружаюсь в смысл слов И, как партнер, в года влюбленный Вместе с ним запеть готов. Но про свои. Ничуть не хуже Для дел, дарованных судьбой Они идут, не чуя стужи, Сплоченной, радостной гурьбой. 1997 г.
45. Одни тобой любуются, как ивой – Другие стали меньше замечать, Но ты своей походкой горделивой Сумеешь даже мертвого поднять. Все в тебе по-девичьи красиво: И лицо, и женственная стать И та волшебная, невидимая сила, Что меня сумела приковать. Я уже давным-давно не молод. Пронеслась куда-то молодость, спеша, В больное сердце вкрался робко холод И не спокойно как-то мечется душа. И горько мне, что жизнь моя на склоне, Что с каждым днем все тяжелее жить, Как резвый конь от затяжной погони Я потерял в себе беглую прыть! Но я в долгу у жизни не останусь Выложить сумею все дотла. Только бы меня непрошенная старость Немощью своей не подвела. 1988 г.
46. Алый закат. Багряные крыши. Сиреневый запах цветущей травы Баловень-ветер зыбко колышет Зеленые космы звенящей листвы А через прясла, из прелого лога. Где в полночь туман расстилает постель. Бойко доносит и только в два слога Любимую песню свою коростель. Но что-то с годами все реже и реже До слуха доходит та зычная трель. Все так же, как прежде. И согры все те же. Но жизнь замирает, как в стужу капель. Грустно на сердце, тревожно и больно За все, что мы с детства природой зовем. И то, что уходит из жизни сегодня Мы завтра уже ни за что не вернем.
47. И СНОВА НАМ ВРЕМЯ НЕ ГОЖЕ. Как часто порою бываем Беспечны с рожденья к годам, Хотя превосходно мы знаем, Что все они дороги нам. Пока мы в плену колыбели У нежной и теплой груди – Незнамы нам дни и недели, Неведомо все впереди... Проносится с топотом детство, Летят без оглядки года. И хочется нам, как известно, Скорей дорасти до отца. Скорее стать, попросту, взрослым, Быть вольным в желаньях любых. И гнаться по зеленям росным За счастьем на крыльях любви. И там, за порогом забвенья. Все так же куда-то, спеша, Мы с трепетом ждем появленья На свет своего малыша... И снова нам время не гоже, Глядя на шаги первенца, Мы ждем не дождемся когда же Наш сын превратится в отца? Когда ж на порыв нашей ласки И зов двух протянутых рук Нам всем улыбнется горластый, Наш первый, наш маленький внук? Вот так день за днем, подгоняя, Куда-то торопим года, Хотя превосходно все знаем. Что их не вернуть никогда! 1975 г.
48. Мой прытконогий и лобастый друг, Ты живешь чуть больше месяца на свете И естественно еще не видел луг И не имеешь представления о лете. Все впереди. Еще познаешь лето! И, отмеряя день за днем шаги Ты повзрослеешь и, познав все это, Станешь важным, как и все быки. 2000 г.
49. ГОРОД ЛЮБВИ И СЛАВЫ Я стою у Ростральных колонн И, любуясь полноводною Невою. С восторгом в сердце думаю о том. Что Ленинград богат историей живою Его первоначальный строгий вид – В лице дворцов, мостов и храмов златоглавых В глухом молчанье мужество хранит Творца, чье имя в ореоле славы. В крови рожденный, на костях рабов И заслонивший взор в болотистые дали. С почтеньем смотрит он из недр веков На новый город из стекла и стати. И я от радости поверить не могу. Что вот стою у стен, с которых били пушки. Что здесь когда-то, на гранитном берегу Не раз обдумывал свои поэмы Пушкин. Его кумир, отлитый в бронзу Фальконе, Застыл у здания на Площади Сената. Отсюда посту пью опального солдата, Брели на каторгу повстанцы в декабре. Полна событиями бывшая столица. Не перечесть за трон державшихся царей, Святая правда, словно, огненная птица, Крылом свободы обожгла умы людей. И всколыхнув народы выстрелом с "Авроры", Низвергла прочь последнего царя. И революцией в воспрявшие просторы Пошла шагать, приветствуя Вождя. И я, рожденный в эту новую эпоху, Безмерно горд и светел, как заря, Что жизнь моя идет ни где-то сбоку, А светлою дорогой Октября. И вот сейчас, шагая по проспектам, Я сам себе с восторгом говорю: "Спасибо тем, кто породил все это, Кто шел на смерть в семнадцатом году, Кто грудью встал, не дрогнув в дни блокады, Защищая город и покой Невы, Кто не просил у бомб на площадях пощады, Спасая памятники гордой старины." 1978 г.
Бывает на сердце от дум Внезапно нахлынувших, будто От вихря березовый шум Скатилась с вечернего неба Куда-то, сверкая, звезда. И, не оставив в нем следа, Сгинула с глаз навсегда... Вот так же и я, видно, скоро Покинувши свой небосклон, Уйду за калитку забора Навечно, как утренний сон.
51. Я радуюсь тому, что мы еще живем И чувствуем друг друга рядом. Мы, словно с детства ходим и поем Неувядающим волшебным садом.
Там, где грунт до глины вспорот. Где по сограм травы в рост. Ритмично бьет по сваям молот. Возводя над логом мост. Здесь пройдет автодорога. Скоростная магистраль К богатым углями отрогам. В Кузнецко-Шорский чудо-край. Он богат не только углем. Богат он лесом и рудой. Золотым Российским Рублем. Добытым в славе трудовой. Да людьми, что, как и прежде, Варят сталь, борясь с нуждой И не теряющих надежды Увидеть завтра жизнь другой. 1996 г.
Во дворе Лена играла Куклу с мишкою катала На салазках, на салазках К ней Сережка подбегает Снег покушать предлагает С рукавички, с рукавички. " Ой, ты, Леночка, мой свет, Слаще снега нет конфет Во всем свете, во всем свете". Кукла с мишкою забыты. Снегом рот битком набитый Еле дышит, еле дышит. За окном темнеет вечер. Наш герой сидит у печи Громко кашлит, громко кашлит. Мама градусник вставляет Пить лекарство принуждает От простуды, от простуды. 1959 г.
Поднялось солнце из-за леса, Раскинув веером лучи. Седой Январь - крутой повеса Волшебным посохом стучит. Он отсчитывает годы Из недр пройденных дорог С той поры, когда на роды Благословил Татьяну Бог - Простую женщину корнями В деревню вросшую, как ель, Еще не грузную годами С трудолюбием, что шмель. В глухую замять, в звездном платье, Морозом, дышащая ночь, На грудь в счастливые объятья Положила кроху-дочь. А кроха розовой головкой, Прижавшись к маминым губам, Лежит не двигаясь, но ловко Буксует, волю дав ногам. И полетели детства годы, Куда-то в край счастливых дней, Где повстречали юность вскоре И разошлись безмолвно с ней. Потом и юность за ворота Ушла в манящий, звездный край. Уж очень ей было охота. Чеканя шаг, увидеть Май, Понять величие блаженства В мире искренней любви И святое благоденство Процветающей земли. Так в краю земли шахтерской Юность, встретившись с судьбой, Покатилась, словно с горки, В пойму зрелости своей, И, прихватив с собою дочку, (Двоим в дороге веселей) Ты под счет Январской ночки Идешь в свой лучший Юбилей. Он тобой, конечно, понят. Ему сегодня - Сорок пять! Но захотеть лишь только стоит И можно все с ноля начать. Пусть тебя такая мысль Осенит в счастливый час И в нужный ряд обычных чисел Поставит каждого из Вас! 26 января 1999 г.
Горит закат над хлебным полем. Блестит росистая трава. Ты стоишь, как перед морем И с уст срываются слова Навстречу ласковому утру К селу, где жизнь, как колесо, И где впервые грим и пудру Ты наложила на лицо. От уймы дел ты не стареешь, Что ни наденешь - хоть к венцу. Ты за людей душой радеешь И люди тянутся к крыльцу, Чтобы выразить признанье За светлый ум, за простоту. Им по душе твоё старанье На культмассовом посту. И в день торжественно - смиренный. Встречая утренний восход, Ты улыбнись и непременно Проводи с восторгом год - Год весомый, Юбилейный, Объемом в шесть десятков лет... Наш театр самодельный Вам – Юбиляру шлет привет! 1.09.97 г. п. Школьный
Солнце встало над домами, Даря проспектам нежный свет. Идет, чеканя каблучками, Горожанка средних лет. Спешит по зеркалу асфальта В модных джинсах и туфлях. Никакого в том бахвальства Не заметно - вся в делах! На лице сияет радость, В шагах стремление вперед. В живой манере - не парадность, А просто-напросто полет. В мир фольклорного искусства С эстрадной песней пополам, Где исполнительские чувства До слез волнуют души нам. Народ тебя в краю услышал, Своим певцом провозгласил, Указ Правительства в свет вышел И это званье утвердил. "Заслуженный"... Какая емкость! Какое скопище прекрасных дел! В нем не только песен звонкость, Но и учительский во всем задел. Вокруг тебя всегда тусовка! Твоих поклонников - хоть отбавляй, Сказать по правде, ты очень ловко Всем вместо осени даруешь Май! Дерзай без устали, пока в расцвете сила. Листай страницы вдохновенных дней... За то, что мать тебя любя растила Ты эту ценность забывать не смей! Сентябрь 1999 г. п. Школьный
Весна. Апрель. Сошли капели. Шестнадцатое в метриках число! В этот день на встречу с Нэллей Солнце красное взошло. Взметнуло в небо жар-ресницы, Одарив дитя теплом, Вложило в душу Царь-Девицы, Лишь ей под силу ремесло Быть ни только нежной мамой В кругу родных ее детей, Но и мамой, причем самой Чтимой сонмищем друзей - Подруг, идущих в одной связке Уж не один десяток лет В этой выстраданной сказке, Неся в народ культуры свет. И ты, как сказочная фея, Даришь людям доброту, Себя ни капли не жалея, Стоишь, как воин на посту... Идут года, идут реформы, Сменяются в стране "Цари" Лишь ты - солдат в гражданской форме, Всегда в строю, в одной поре. Летишь на службу с ясной целью. Продуманной до мелочей. В таком полете о безделье Быть не может и речей. Всегда в делах, всегда с народом, В разъездах день за днем подряд. Сразу видно, что ты от роду Для дел культуры чистый клад. За то и обществом ты чтима За то любима и семьей. Жизнь твоя не отделима От встреч берлинскою стеной. И мы твои друзья-коллеги Рады славить твой рожденья час И все уверены, что ты вовеки Не оставишь без присмотра нас. Трудись и дальше вместе с нами, А если скиснем - побранишь, Поможешь словом и делами, Улыбкой мамы одаришь! Долгих лет тебе, родная, Без болезней и невзгод! Впереди стезя большая, В культуре - дел невпроворот! Апрель 2000 г. п. Школьный
То не солнце светит с неба И не полная луна – Это девственная нега Льется с юного чела. Льется, лаской одаряя, Не испытывая мук, Словно это свежесть мая Разливается вокруг. Наполняет пеньем душу, Роясь в радужных цветах, Чтоб воспеть стихами Ксюшу В самых радостных чертах. Все меняется на свете, Всему дорога в рай одна. И только образ на портрете Будет здравствовать всегда. 1984 г.
59. ПОСВЯЩАЕТСЯ Н.Н. СЕМЕНОВОЙ Солнце вышло из-за леса На апрельский небосклон. Туч рассеялась завеса И ожил утра дивный звон. От мелодичности капели С привычным посвистом ветров, От весенней канители С гремучим хохотом ручьев. Все это Вам давно знакомо, Уж не один десяток лет И каждый раз тебя от дома Сопровождает детства свет. Ты идешь прямой дорогой, Однажды выбранной тобой – Деловой, простой и строгой С завидной женскою судьбой. Ты любима коллективом, Любима собственной семьей. Я не открою миру диво, Сказав, что ты любима мной! И в день "Святого Юбилея" (Пусть между нами нет родства) Я вместе с Вами не хмелея, Пью этот всполох торжества, От которого невольно Слегка кружится голова. И с уст, слетая произвольно. Цепочкой вяжутся слова. Они в манере поздравления. (Как бы сказать это верней) То - не просто день рожденья. А в жизни славный Юбилей! Будь всегда мила, красива. Не думай плохо о годах. Дай бог тебе здоровье, силу И радость в творческих делах! 12.4.99 г. п. Школьный
Полсотни лет - еще не возраст. Полсотни лет - года в цвету! В эту пору возраст вроде Подводит зрелую черту Из-за леса диск румяный Выплыл на средину дня. Здравствуй, Галя, друг желанный. Самый лучший для меня! Я не хочу в твой день рожденья Высокопарно лить слова. Они по меркам откровенья Стирают значимость родства. Твой юбилей вполне красивый Он полон радостных надежд! Поздравляю! Будь счастливой! И помни дружеский совет. Не будь в общении пассивной. Встречай с улыбкой Солнца свет, Будь всегда во всем красивой. Живи, как можно, больше лет! Ноябрь, 1997 г. п. Школьный
Давай с тобой договоримся – Ты никогда упрямой не была – Мы много лет на встречу мчимся С той поры, как ты ушла Знакомой смолоду дорогой Под шелест майского листа, К поляне с рощицей убогой, В страну под веденье креста. Мне тебя, конечно, не хватает. Любая вещь напоминает о тебе. Иногда тяжеловато мне бывает Жить одному в своей избе, Но еще, пожалуй, тяжелее Чувствуешь себя в глубоком сне, Когда, как наяву, зовешь, жалея, Тебя, приснившуюся мне. Я зову - ты безответна И, как чужая, ускользаешь в темноту. Я вслед бегу, ищу - но тщетно! И просыпаюсь весь в поту. Не приходи ко мне, не надо! Пожалей меня, как мать. Теперь недолго, моя Лада, Осталось нашей встречи ждать... 1998 г.
62. Я с детства веду этот простенький счёт Моим малозначимым годам. По ним жизнь, как речистая речка течет, Минуя пригорки обходом. Немало их было у нас на пути: Крутых и, конечно, не очень. Приходилось частенько вслепую идти, Шагать через трудности я просинь. С надеждой на скорый и лучший удел В краю, где хотелось оставить Всем людям, кто вместе со мною потел, Стихотворный автограф на память.
63. Мои стихи меня навек в себя вписали. Я будто в них, как стержень строф. Держу на нем оттенки старческой печали С набором душу трогающих слов.
64. ВЕСЕННЕЕ УТРО Ура! Я снова в объятьях весенней поры, С распростертыми в небо руками Стою и любуюсь восходом зари На обширной поляне с цветами. Волнуется сердце, ликует душа От избытка мужицкого чувства. До чего же земля так лицом хороша В эту пору весеннего буйства! Все ожило вдруг, зазвенело листвой, Огласилось торжественным пеньем Под музыку ветра, любимую мной В заутренний час вдохновения. Тасуются рифмы, штурмуя причал, В необъятном словесном хаосе... Не так это просто, я бы сказал, В стихотворном участвовать кроссе.
65. Под легкий шум берез безлистых На склоне розового дня Летит меж веток снег искристый, В окошки горестно звеня. Мой слабый слух лениво ловит Этот скользкий дробный звук, Который, надо сказать, стоит Дороже всех других вокруг. 2001 г.
Я вновь уставился в окошко. Гляжу, как медленно ложится снег На желтый двор, где стылая дорожка Меня зовет в наш Новый Век. В век тревожный, незнакомый С приличным грузом моих лет, Любовно собранный в весомый, Богом дарственный «букет». Я не ропщу на груз. Спасибо За этот щедрый божий дар! Пусть не всегда жилось красиво, Зато в груди метался жар. От любви к всему земному С обильем теплых нежных фраз К моему, до слез родному, Дому с именем - «Кузбасс».
67. Берег левый, берег правый, По крутояру лес кудрявый Щебечут птицы в кроне этой, Поют весенние куплеты. Во славу солнца и земли, Во имя их большой любви Ко всему, что есть живому, К вечному, родному. 2001 г
Давно ль горячо и с охотой Я брался за всякое дело И, увлеченный работой, Справлялся легко и умело. Мне нравилось что-нибудь строить, Себя проверять на износ, С жарой и усталостью спорить, Разоряться косой в сенокос, Сливать на участок из ямы Навозную жижу, как кровь И четко прямыми рядами Рассаживать в поле картофель, На зиму укутывать ели И нежные стебли берез, Что в сетке, в каком-то апреле, Спасая с карьера, принес. Встречать на закате скотину, Поливать в летний зной огород И в чаще, собрав паутину, Шагать по излучине вброд. К той заводи тихого пруда. Где каждою летней порой, Любил я рыбачить, покуда Здоровье шагало со мной... И вот, когда тихо, без звона Появилась немощь в двери И сердце, по праву закона, Поставило точку над «И». Я понял, что жизнь на исходе, Что закончен мой бравурный бег!. . Еще не было факта в природе, Чтоб бессмертьем страдал человек. 1986 г.
И снова увидел я девушку в «Памяти» Точно такую же, как и тогда, В весенние дни, разыгравшейся замяти, Цветущих черемух в тенистых садах. Не верится мне, что так может вцепиться Угасающий образ за клетки мозгов. И долго ль еще будет трепетно биться Сердце мое в дни цветенья садов?
Спросонья вздрогнула листочками полынь От пробежавшего по полю ветра, Наполнив запахом полдневную теплынь Под бойкий ритм кузнечьего оркестра. Поет вся степь, ей подпевает лес. Льется зной на плечи с неба. Каких не встретишь только здесь чудес! От росных трав, до поспевающего хлеба. И все вокруг, что видит глаз, С юной радостью впивает сердце. И я рад, что вроде напоказ, Передо мной открылась чудо-дверца. 2001г.
Сквозь узкие провалы туч В мое лицо струиться просинь. И вижу я, как в жнивье луч, Скользя бежит, придерживая осень. Я пору ту по-своему люблю, Люблю, когда торжественно и зримо, До капли расплескав красу свою, Она, преображенная, уходит в зиму. Уходит гордо, словно говоря, Умытая холодными дождями, Что через год, в начале сентября, Я вновь приду на встречу с вами. О, как хотелось бы и мне Вернуться снова после смерти И, низко поклонясь земле, Продолжить жизнь без боли в сердце! 1994 г.
Мелькают столбы, провожая друг друга, Снежинки зигзагом стучатся в стекло. От скорой езды и моторного гула На сердце становится как-то легко. Вот бы всю жизнь в таком упоении В бешенстве мчаться в бескрайнюю даль, Чтобы навеки в этом стремлении Отстала проникшая в душу печаль.
Стою один в затишье ветра На склоне пасмурного дня. И вычисляю: сколько метров Площадь рощи у меня? Сколько их под огородом? Под постройкой для жилья? Под нуждой другого рода, Вроде места для угля? Теперь по новому закону, Если верить чудесам, Всей земле моей и дому Я хозяин вроде сам Захочу - продам, не жалко, А захочу - и так отдам, Вроде ценного подарка, Любому, вплоть до падших дам. Но это, правда, только к слову, А на деле - взвешай сам. Кто ж подарит, скажем, Фролу, Иль какой-то Кате там? Считай, у каждого владельца Есть наследники, родня. Вот и пусть по воле сердца Все останется дочерям. 1991г
С судьбою хотелось бы мне подружиться, Хотя бы на срок доживаемых лет. Чтоб радость мне в душу влетела, как птица, А в окна манящий, ликующий свет. Я с детства люблю жар душевной свободы И синие дали безбрежных равнин. Люблю заревые, без цели, походы С обилием мыслей под шапкой седин. Они мне нисколько в пути не мешают. Порхают, как птицы с куста и на куст. Такие прогулки свободно снимают Рифмованы фразы с доверчивых уст.
75. Сучья берез облапили крышу. С шумом по ветру вихрится листва. Обидно, что я совершенно не слышу Этой березовой песни слова. На взгорье за логом чернеют вороны, Взлетая горланят, над полем паря. Летят вместе с ветром осенние звоны, Но мне это все, так сказать, до нуля. Сошел я с пути звукового общенья. Мне горька до слез однобокая связь. Я жду не дождусь рокового свершенья, Чтоб встречная связь в меня с песней влилась. 1999 г
Все приутихло кругом. И только доносится смутно Далекий, раскатистый гром. И я, упоенный весною, Готовый пуститься ей вслед, Стою, пригвожденный стрелою, Длиной почти семьдесят лет.
77. Моя жизнь на последнем прогоне Перед тихой, печальной ездой. Огоньком на моем небосклоне Семафор зажигается мой. Он зовет меня в мрачное завтра, Предлагает мне вечный покой... Я хотел бы спросить космонавта: «Есть ли рай за орбитой земной?»
78. Вдруг свалилось откуда-то горе, А откуда, не трудно понять, Все плохое рождается в ссоре. Это свойственно каждому знать. Только сдержанность чувств и рассудок Могут во время пыл охладить И в знак мира букет незабудок На алтарь доброты положить. 1983 г
Хлещется ветер ветками хвои В сиреневом небе весенней зари. Доносят с опушки родную до боли Трескуче-картавую трель глухари. Чудесная птица! С бровями краплака. С раскрытым, как веер, нарядным хвостом. В брачном угаре косач-забияка Токует, забыв о дозоре своем. Часто такая оплошность вселяет Беспечность во всю боровую артель, Подкравшись, охотник сначала стреляет В героя гарема, а после в тетерь. И редко которым из серой артели, Взлетев над поляной, удастся спастись. За выстрелом выстрел считает трофеи И падают комом голубочки вниз. 1982 г.
До сей поры я не могу с бедою примириться. Уж очень зло она со мною обошлась. Все эти годы, как гнусный червь гнездится, В моей груди ее бесчувственная страсть. Кто подсказал ей? И по чьей науке? Она как ком, свалясь на голову мою, Сломала жизнь и привела к разлуке С любимой женщиной, единственной в краю. 1992 г.
81. Свежий ветер рвет с порывом В клочья черно-сизый дым, В настроении игривом Гонит к облакам седым. Я смотрю, не пряча зависть, С думой о былых годах... Так и хочется под старость Скрыться с дымом в облаках.
82. Ползет не на брюхе, а паром По густо заросшим логам, Похожий на марлевый саван Осенний, холодный туман. Мне нравится, стоя на круче С другого - напротив, бугра, Смотреть на присевшие тучи К крутому обрыву пруда.
На ярком волнистом снегу Не в силах засыпать метели Даже в кромешную мглу. Лишь стоит протиснуться солнцу Лучами сквозь туч пелену, Как вновь, словно тюль на оконце, Они зарябят на снегу. 1983 г.
Что-то я себя тревожно Сегодня чувствую с утра. Видно где-то вновь безбожно Разоряется пурга. Сыплет снегом, как стеною, Закрывает с воем даль И невидимой рукою Стелет снежную вуаль. Я не прочь бы всей душою Побежать по ней во мглу, Но, к сожалению большому, Это сделать не могу. Прикована меня старость К раме светлого окна... С грустью вспомнилась мне шалость - Та беспечная пора.
И рад, что я будто родной С этой милой для сердца, ей богу, Разыгравшейся к ночи пургой. 1982 г.
За гаражом и домом Стукачева Гаснет самый длинный день На светлом фоне неба голубого Распластался розовый плетень. Заняв собой почти полнеба, Он окропил листву берез И без всякого ущерба Расписал на крышах тес. Придав расцвеченному небу Свой обычный колорит, Он вызывает в душах негу И взоры радостью поит.
Слева, справа два увала – Третий - посредине. Здесь изба наша стояла С двором для скотины. Ни дорог сюда, ни тропок, Ни зимой, ни летом. Огород пятнадцать соток Будь он проклят светом. Косогор. Земля - что камень, Кроме как полыни, Ничего на нем местами Не растет и ныне. И я рад, что в свое время, По совету друга, Перевез это строенье Тракторами цугом На ту сторону увала, Где в ряду строенья Одна усадьба пустовала, Как дар для поселенья. И въехал в улицу мой дом, Окнами к закату. Теперь сосет тот небосклон Каждый вечер кряду.
Вам родные. Лека с Ксюшей. Посвящаю этот стих. Примите, хоть он и не лучший, Но и не пасмурней других. Новый Год стартует бойко, Летит над снежною страной. У него в поклаже Двойка – Год две тысячи второй. Он несет его, как прежде, На торжественный прием, Где его давно с надеждой Ждет с огнями каждый дом, А в доме лесом пахнет елка, Стол, накрытый как во сне, Доступный каждому, но только Не всем доступный по цене. Но все равно ему все рады, В этот поздний, звездный час! Пусть в каждом доме маскарады Веселят счастливых нас! И пусть не молкнут в залах тосты, А фужеры, полные вином, Вливают в нас крепки и роены – Струи звонким серебром.
89. Я в годах уж... Как заноза, В одной из здешних волостей Я вместо Дедушки Мороза Хочу поздравить всех гостей. С Новым Годом, к нам, идущим С небес на Родину Христа. И пожелать всем людям сущим В жизни светлого Венца. Чтобы в пору Нововластья, В год «Всесущего Коня», Он принес нам море Счастья, С любовью каждому даря! Декабрь 2001 г.
Где-то за синью, за далями, В стороне, недоступной до глаз, Проживает с душевными болями Человек, самый скромный из нас. Что больней может быть, чем страдание О бесцельно прожитых годах, О несбывшемся с детства желании – Утвердить себя «богом» в делах? Стать поистине светочем разума. Высоко и без фальши нести Все, что накрепко с жизнью связано В этом сложном, тернистом пути. Не легко быть женой, да и матерью В атмосфере холодной семьи. Стол накрыт «самобранкою скатертью» Но вокруг из друзей ни души! Только те же все стены холодные, Да убранство старинке полетать. Занавески, да рамочки модные, Что повсюду на стенах висят. Все давно и порядком наскучило, Надоело, хоть волком реви! И стоит эта женщина чучелом На посту у закрытой двери. И невольно, слезою непрошенной, Подступает к ней легкая грусть, Да с волненьем под кофтой неношеной Чуть заметно вздымается грудь.
91. Нет, не дело, слегка улыбаясь, Прикрываться в смущенье рукой. И не дело, в тоску погружаясь, Делать вид, что доволен собой.
В сибирском селенье в Уяре Под грохот далекой войны Черемухой белой в угаpe Мои осыпалися дни. Летели по-воински важно. С тревогой за завтрашний день – Тогда над страною, как сажа. Витала фашистская тень. Кружилась по ней, рассевая Невиданный ужас и смерть И этим в груди порождала У всех беспощадную месть. Хотелось сейчас же вступиться За честь и свободу страны. И с криком "ура" очутиться В том огненном пекле войны. Какая наивная юность! Я, будто на крыльях, лечу! Кажется, стоит лишь плюнуть И будет все так, как хочу. Но в жизни сплошные запреты. Все делай, как свыше велят: - "Читай вести с фронта в газетах, Да хором зубри автомат". О фронте забудь. Форс никчемный. Серьезно проникнись войной. Сержантом тебя в полк учебный Поставила Родина в строй.
Есть на земле такое место. Где по воле естества. Не из глины и не из теста На белый свет родился я. У любого из живущих – Будь то взрослый, иль малец. Есть и мать и с ней идущий. По жизни рядышком отец. Они, как связанная пара. Одним невидимым узлом, Несут в себе потоки жара. Согревая дом теплом. Мы им обязаны рожденьем На всю жизнь, до конца. Но, бывает, к сожаленью. Связи рвутся у крыльца. Рвутся, как струна тугая. Издавая резкий звук. Но почему вражда такая. Отчего такое вдруг Что могло проникнуть в семью. Встать меж матерью с отцом. Проползти живою тенью. С родным до капельки лицом. И оставляют дети угол. Никак не справившись со злом. С сердитым видом живых пугал С одним солдатским рюкзаком. Проходит время год за годом. Седеют с горя старики И ждут, глядя в окошка оба. Роняя слезы в кулаки. 1986 г.
О, Русь, ты Русь весенняя- Цветущая земля Была ты, Русь, Есенина Теперь стала ничья Ты в свое время хаживал За плугом босиком Серпы, цепы налаживал Рос справным мужиком. По праздникам с гармошкою К девчатам выходил Ночами вместе с кошкою Стихи в тетрадь строчил. Ты видел в думах новою. Стальною нашу Русь. Но в душе кленовую Носил все время грусть. Тебе, казалось с новшеством Придет деревням крах И власть свою над обществом Возьмет гнетущий страх. Заставит жить по-новому С водицей на глазах Под песенку терновую. Застрявшею в устах Все вышло так, как думалось Тебе под вьюжный вой Десятки лет утюжилось и стало кабалой. Такой же, только горестней На все без слез смотреть Эх, друг, ты друг напористый Ты прав, что выбрал смерть. 1997 г.
В лучах сценических софитов Поет, волнуясь женский хор Его состав, красой повитый. Чарует пристальный мой взор Пусть не видного поэта. Не поэта с высоты. А всего лишь, только где-то С шагов начального пути За строки я свои ручаюсь Они правдивы, как стезя. По ним я с верностью сверяюсь Ни шагу с тропки не сходя Стоят хористки, словно сливы. Слегка покачиваясь в такт Стоят одна другой красивей. Как в цвету весенний сад И льется в зал, как в степь приволья Из волшебных нежных уст То бесконечное раздолье. То каскад любовных чувств. Спасибо вам за свет желанный. За человечность, доброту. За хор довольно долгожданный На сим сценическом борту Я рад у всей "Могучей Кучки". В мини первый Юбилейный год. Поцеловать с любовью ручки Под гамму выстраданных нот! 1998г.
Как можно все время так жить Ведь вокруг одна видимость пошлая Я хотел бы слегка приоткрыть. Опустившийся занавес в прошлое. Чтоб не чувствуя прежних оков. С полной грудью душевного пламени Расспросить тех былых мужиков. Что когда-то кобылами правили. Расспросить их, как будто живых. Пусть хотя и с рожденья неграмотных. Но в делах или спорах любых Мудрецов и защитников пламенных. В их эпоху любви и добра Люди жили в смиренье почтительном У них даже убить комара Считалось злом не простительным. 1995г
Я словно вижу, как затих И брови хмурит мой читатель Ему не нравится мой стих. Не нравится и сам писатель. Он, хмыкнув, вымолвил: «Старо! Все необразно, бестактно! Сомни листок, да кинь в ведро. Чтоб сразу всем стало понятно. Что это сани не твои И не твоя на них поклажа И не тебе ее везти, Хоть и желаешь очень даже Одним желаньем не проймешь. Не прослезишь строфой любого. Тут нужен дар. А где возьмешь. Когда рожден ты для другого. Вот и будь им до конца И не садись в чужие сани Забудь навек в себе певца С его корявыми стихами. 1987г
Окном на юг, на лес пихтовый Глядит, как оком человек. Обшитый рейкою тесовой Крестовый дом без мата век И пусть не век, пусть хоть полвека И то вполне хороший срок Для скромной жизни человека Это райский уголок. В нем нет приличного богатства: Ни гарнитуров, ни ковров. В эпоху сталинского рабства. Считай, построен этот кров Тогда не до богатства было. Не до узорчатых ковров. О самом важном сердце ныло Суметь бы сделать к сроку кров. Пусть не большой, да сердцу милый С входною дверью на восток, Чтоб каждым утром можно было Встречать с крыльца зари восход. 1995 г.
Свинцовая рябь на пруду Рассыпалась бликами солнца. Я с рыбацкою снастью иду К своим тростниковым оконцам. В них спокойно всегда на воде: Нет ни пенистых волн и ни ряби. В них и нет недостатка в еде Обитателям тинистой хляби. Тут любая поклевка видна. И не только в пик раннего клева Даже в сумрак ненастного дня Виден пляс поплавка расписного. 1995г
Осень в разгаре Пик бабьего лета. Знакомый полет паутин. Медленно с криком за дымкою где-то Плывет журавлиный мелькающий клин. Машут со свистом уставшие крылья Над грустным жнивьем пролетающих птиц. Сколько же надо беднягам усилья. Чтобы добраться до нужных границ Куда по закону их осень торопит. Зовет, хоть и трудный, но верный маршрут. Не все долетят в тот далекий субтропик Многие просто с дороги сойдут. 1997 г
И почему я злюсь. Не потому ли, что так бурно Рассыпался Союз. Все пятнадцать его равных. Боевых сестер. В один мах из пут державных Вырвались в простор. Предпочли цепям свободу. А над мраком синь. Чтоб воспрявшему народу Раем стала жизнь. Но не взвесив тяжесть действий. И не решив, как жить. Теперь всем равным в сонме версий Пришлось по-волчьи выть 1993 г
Оседает черствый снег. Чернеет гладь сугробов. От их подножья свой разбег Начинают к рекам воды. И устремляются, гонимые теплом Ручьи, сливаясь на пути друг с другом. И льются, льются под уклон Их песни звонкие над лугом И проникая в слух, они Ласкают душу новым светом. Подобно утренней заре С весенним, радостным приветом 1996г
По селениям шествует март Со своей необузданной властью Он часами, как уличный бард. Распаляется ветреной страстью. А как только рассеется мгла. Солнце вторгнется в снежные бели – Тот же час вся округа сполна Оглашается звоном капели. Пробуждается жизнь и ликует душа После долгой, томительной спячки До чего же земля так во всем хороша. Когда нет на ней злоб и горячки! 1997г
Смотрю на женщину. О. как она хила! Совсем согнулася в дугу старуха. А ведь она когда-то девочкой была И была она когда-то молодухой. Не один малец, зубря таблиц умноженья. Был готов ей даже в алгебре помочь. За каждое ее девчоночье движенье С соперником сразиться был не прочь. Не один при встрече с ней робел мужчина. Бросая нежный взгляд из-под бровей На русую красавицу-дивчину, Которой подпевал сам соловей. О, время, ты неумолимо скоро Ведешь в немом пространстве бег! На глаз заметно - без прибора. Как мал для жизни здравый век. 1997г
Налетел расторопный, куражистый ветер. Полистал на березках страницы И затих, что и сам не заметил, Как попался в объятья к сестрицам. Приласкали его, усмирили, Напоили слегка тишиной И, казалось, надежно прикрыли Те березки притихшей листвой. Но привыкшему к странствиям ветру Эта нежность с рожденья чужда. Он, скитаясь по белому свету, Взаперти не сидел никогда. И сейчас, когда осень над миром, Когда смена времен началась Разве может он стать дезертиром, Позабыв богом данную власть? 1998г
Как будто что-то хрустнуло внутри От тяжести, которую несу я. Послушай, парень, ты, что не говори, А забываешь истину простую. Под старость лет негоже рисковать Внезапно пошатнувшимся здоровьем. Ты в этот мир пришел, чтобы дерзать – С таким тебя Господь послал условьем. Мир большой - все глазом не объять И не измерить поступью шагов от века. Вся мудрость в том, чтоб жизнь познать – Проникни в разум человека. 1997г
107. Надо мной с любимыми полями Повис зловонный желтый смог. Мне так и хочется его руками Скрутить, как говорят, в бараний рог. Отогнать от пажитей подальше, На край земли, где вечер ждет зарю. Я не вижу в моих строчках фальши, Что увидал, про то и говорю. Пусть уходит он, но не с обидой, За горизонт в безлюдную страну, Туда, где человек над Антарктидой Просверлил ему озонову дыру. 1997г
В златогривой листве поднебесных берез Верховой распоясался ветер. Он неистово рвет и швыряет вразброс Последнюю память о лете. И, звеня в синеве облетевшей листвой, Он ее над полянами кружит. И о горькой судьбине ее роковой Он, конечно, ни капли не тужит. А ему все равно, что с ней будет потом. Его цель - результата добиться, Чтобы сумрачный лес стал прозрачней кругом, И не смел в желтых шубах толпиться. 1998г
109. СЛУЖБА В ТЫЛУ В далеком сорок четвертом, В разгар небывалой войны Мы слыли приниженным «сортом» С позиций военной поры. «Филонами» нас называли. То ль в шутку, а то ли всерьез И мы это слово считали Обидным, конечно, до слез. Я, веруя, в цель свою свято Никчемным себя не считал. И все, что касалось солдата, Я с гордостью все выполнял. 2000г
Ты - сын из крестьянского рода. Ты бывший земли господин. Любимец полей и народа, Родного села гражданин. Не печалься, иди себе с миром. Весь путь тобой честно пройден. Ты был и остался кумиром У всех, кому был ты знаком. В молчанье у скорбного гроба Застыли все те, кто с тобой Рожден для продления рода На земле под счастливой звездой. Прощай, брат, отец и товарищ – Скромный солдат в грозный век, Свидетель боев и пожарищ, Достойный в миру человек. Не печалься, иди себе с богом К знай, кто шел рядом с тобой, Будет помнить всегда, год за годом, Наш товарищ и друг дорогой!
На столе средь пасхальных яичек С этикеткою новых реклам Коробок, полный розовых спичек, На спине развалился, как пан. Безобидным он кажется с виду, Равнодушным и к детской игре, Если надо, за милую душу Может мусор спалить во дворе, Или где-нибудь в зимнюю стужу Под покровом ночной темноты, Отогреть заколевшую душу, Оградив от смертельной беды, А то просто в красивой манере За столом в молодежном кафе Поднести прикурить юной «Мери» Огонек в своей тонкой руке. 1986г
Ласкает солнечный денек. Я иду тоской гонимый В печально дремлющий лесок. В нем под кроною смиренной, В стальной оградке под плитой Лежит одна из дев вселенной – Жена и друг бесценный мой.
113. Я на минуту с устатка прилег После старческих дел за порогом. Все, что сделал я делал как мог, Опекаемый Господом богом. Не привыкла к безделью душа, Не привыкли и к праздности руки. Тем, наверно, и жизнь хороша, Что идет она с Господом вкупе. 1990г
114. Стихи и картина, как хвойники – Глядишь на картину, а в мыслях стихи И тянутся строки одна за одной Куда-то в пространство дали голубой. Где с солнечной лаской к логу с водой Спускается с кручи березовый строй Под женский, искрящийся радостью взгляд. Идущей под гору с красотками в ряд 2002 г.
115. В синей краске высота небес С махровой лентой тучек тощих, Под ними, увядая, золотится лес – Гордость Школьного - березовая роща Она, должно, ровесница моя. Ее года переплелись с моими. И, молча доживая, ждет, как я. Что люди, наконец, будут другими. Поймут, что все вокруг один. Причем, живой и уязвимый орган. Который хочет, чтобы каждый с ним По-человечески всегда был добрым 1988 г.
116. Этот вид в поселке Школьном. В одной из трех звенящих рощ. Он бурьяном колючествольным Недавно был заросший сплошь. Теперь здесь светлая поляна С большим бассейном посреди Никакого здесь изъяна Не видать - сколь ни гляди. Он эстетически удачно Вписался в облик новизны. Приятно видеть, как в нем «смачно» Все дни резвятся пацаны. Он один такой в округе. К нему спешат со всех сторон. Чтоб отдохнуть в зеленой вьюге Под грай бесчисленных ворон. Январь 2001 г
И говорит, гордясь, хвастливо: - «Я этот вид на холст хотел Подарить для всех, как диво. С летящей осенью в разгул, С листвою радужного цвета. Под шелестящий легкий гул. Уходящего с арены лета». Щедра осенняя пора! С каждым днем все ярче краски Во всем видна теней игра И роспись крон, подобно сказке. 2001. Январь
118. Раздвинув горы, замер плес – Это тырганское жито. Отсюда в каждый дом насос Качает воду деловито. Она и днями и ночами С притаежных синих гор. Звеня, спускается ручьями. В Карачумышский водосбор. Его спокойная лавина. Ласкаясь, лижет плотину И дарит нам эта Равнина Земной покой и тишину. Январь 2001 г.
119. Алеет даль, искрит, маня, Березы дыбятся, как свечки. Моя тропа ведет меня. К заросшей лесом, Дальней Речке. Иду пологу. Кругом роса Сверкает бисером на солнце. В кустах трезвонят голоса Один другого звонче. Терзают душу варнаки. Бросают трели в просинь. За ними вслед по-воровски Идет неслышно Осень. И пишет сходу пейзажи. Невидимою кистью, Вселяя в очи миражи. Расцвеченные грустью Январь 2001 г
Над старым пепелищем Березка с желтою листвой Уж лет двенадцать с лишнем Ее хозяин не дожил До первых дней ее цветенья. Он вдруг загадочно почил Всему селу на удивленье И строго тайну ту храня. Над бывшим пепелищем. Стоит как памятник она. В своем наряде пышном 1989 г
121. В пространство между двух берез С гнездами ворон Спешит в угаре летних грез Весна со всех сторон Она с потоком нежных струй. Вливаясь, нежит душу И как воздушный поцелуй. Шлет его на сушу. 2002 г
122. Синее небо, чета двух берез. Полевая дорога, вдали сенокос. Черноземом дымится, чернеющий пар. Зреет под солнцем в кустах Божий дар Иду по дороге и в мыслях пою Про то, что увидел, что с детства люблю И манит, ласкаясь как нежная мать. Даль вековая - небесная масть. Январь 2002 г.
123. Праздник реет над планетой – Праздник дружбы и родства. Ликует мир весной, согретый В цветах и звоне торжества!
124. РАДОСТНО-ТРЕВОЖНАЯ ВСТРЕЧА С тревогой и робостью ждал эту встречу. Боялся, что люди меня не поймут, Что я их не так, как положено встречу И все они молча и тихо уйдут. Уйдут, не дослушав унылого чтенья Моих по-мужицки наивных стихов. Где в каждом из них не хватило уменья Найти самых нужных и образных слов. И вот я стою перед взором сельчанок С печальным листочком в дрожащей руке И чувствую я, что как будто подранок, Пугливо трепещется сердце во мне. Но скоро в груди улеглося волненье. Голос окреп и слегка осмелел И кто обо мне был нелестного мненья Теперь вдруг как будто внезапно прозрел. И тянутся, молча, ожившие лица. Улыбкой, сияя, искрятся глаза. У многих старушек, как в слякоть водица Блестит по морщинкам расплывшись слеза. И радостно мне от прочтения стало. Так значит не зря я над рифмой корпел? Порука тому та реакция зала, О которой в начале и думать не смел. 1988 г.
Я плохо помню свою мать. Забыл лицо ее и говор. Мне не пришлось с ней вековать, Выказывать любовь свою и гонор. Судьба распорядилась мудрено: В начале дней безоблачного детства В чужом краю мне было суждено Страдать с семьей без капли средства. Страдала больше мать, деля кусочек свой, И в год, когда случилась драма. Ушла навеки, захватив с собой, Родное сердцу слово - «Мама». С тех пор из лексикона моего Исчезло это слово безвозвратно, Как будто разучился я его Произносить хоть чуточку понятно. С каким забвеньем я подчас глядел, Завидуя таким же, как и я мальчишкам, Когда их мамы, отойдя от дел, Легонько гладили по синякам и шишкам. И лишь тогда мое житье Становилось в ряд неробких, Когда, уткнувшись по ночам в тряпье, Я засыпал в слезах сиротских. И вот мой стих пришел к концу – Я вам прочту двустрочье, дамы: «Не дай Бог в детстве никому Остаться без любимой Мамы!» 1987 г.
Праздник реет над планетой – Праздник дружбы и родства. Ликует мир, весной согретый В цветах и звоне торжества. "Он шагнул на тропку лета Восьмеркой красного числа. Давно нам стала цифра эта Истоком женского тепла. В любой стране, в любом селенье, Особо там, где льется кровь, Одно для всех у нас забвенье – Материнская любовь. Она объятьями безмерна, Неистощима на добро И нам поэтому, наверно, Так в жизни кажется тепло? Тепло и радостно от мысли, Что и не знаю, как сказать. Ведь это наши с тобой выси Помогла осилить мать. Помогла, как юной птице, Встать надежно на крыло, Возмужать и утвердиться, Дав на счастье нам, добро, Так и хочется, как в детстве, Головой припасть на грудь И, не чураясь того чувства, На глазах у всех всплакнуть. Всплакнуть от гордого сознанья (И это каждый должен знать) Что лучше нет на свете званья – Званья с кратким словом - Мать. И я, как сын, но сын со стажем, В день, что дружбою согрет Передаю всем милым мамам Весенне-праздничный привет! 1989 г.
127. С ДУМОЙ О ГРЯДУЩЕЙ НОВИЗНЕ Который год в одно и тоже время Под звуки музыки, проснувшейся весны, Мы собираемся, презрев лихое бремя, На встречу с юностью грядущей Новизны. Она придет. Она не так уж далеко. Ее приход по нраву каждому из нас И всяк, вздохнув от радости глубоко, С восторгом встретит долгожданный час. И осенятся души благостью земною. Сердца сольются с чувством добреты. Воспрянет мир и с нежной теплотою Взойдет на трон духовной чистоты. И не угаснет в наших думах вера С законным правом на святую жизнь. Пусть льется синь из голубого чрева К одной из лучших на земле отчизн. И я горжусь ее огромным ростом, Затмившей всех, сколь есть держав. В такой стране пока еще не просто Украсить жизнь узорами кружав. Для этого еще понадобятся годы, Усилия, впрессованного в нас, На предмет преодоления невзгоды, Да не одной. И, может быть, не раз. Но все равно придет конец невзгодам – Вместе с нами всюду рядом Бог. И с помощью его на пьедестал свободы Поднимутся все те, кто выжить смог. Спасибо всем с кем жизнь доживаю. Улыбки ваши с радостью ловлю. С открытым сердцем счастья вам желаю И всех, как есть, я искренне люблю! 1990 г.
Позвольте мне, как просто брату, И как отцу для многих дам, Совместно вспомнить в эту дату Всех наших бабушек и мам. Они сей чести заслужили. Да что об этом толковать! Они-то знают цену жизни И знают, что о ней сказать. Плохая выпала им участь В наш забытый богом век, «Чужими недугами» мучась, Все валили на свой грех: -«Видно все мы согрешили В душе, презрев святую плоть, Иными мыслями мы жили И наказал нас всех Господь, Отступился, дал нам волю Страдать за грешною чертой, А сам, пылая к нам любовью, Вознесся к вечности Святой». Никто не помнит, был ли роздых В те довоенные года, Когда страна, как тройка борзых, Металась, закусивши удила. Металась бешено, безумно От колхозов к лагерям. Жила не по достаткам шумно, Пуская пыль в глаза людям. И кто сейчас из моих сверстниц Не помнит горечь этих лет. Подчас впадавших в роль кудесниц. Дабы не всех коснуться бед. Спросите хоть из них любую И вы услышите в ответ: «Растлил антихрист Русь Святую, Презрел и данный нам обет»... Презрели те, кто жаждал власти, Кто по колено брел в крови, Кто разжигал в народе страсти Во имя призрачной любви. Любви к правительству, к отчизне, К отцу народов и вождю. И мы «любили» по гроб жизни, Влача за шиворот нужду. И только лишь спустя полвека, А точнее с четвертью, Вошла в сознанье человека Непричастность к грешности. Теперь бы жить, да славить Бога За то, что многих вразумил. Открыл глаза и в путь-дорогу С надеждой нас благословил. Но жизнь прошла, промчалась мимо. Ушедших лет не возвратить! Уходят сверстницы незримо, Уходят в вечность, чтобы жить В сердцах оставшихся под солнцем Живою памятью струясь, Как будто свет, зайдя в оконце, Зарюет избу, не спросясь. Спасибо им, за жизнь нам давшим За все, что мы с любовью чтим! В знак верной памяти угасших Одну минуту помолчим... Мне одинаково любимы И бесконечно дороги Не только женщины, с какими Я жил до смертной их поры, Но и те, кто ныне в здравье, Кто в повседневной суете, Забыв с годами слезы вдовьи, Вертятся белкой в колесе. Им недосуг лежать в постели, Их рассуждения просты. Они в любое время в деле С полным сердцем доброты. Для них не чуждо все земное, Им безразличен вид лица. Они найдут подчас такое, Что отрезвит и подлеца. Заставит к свету повернуться, Взглянуть без хитрости в глаза, И с содроганьем оглянуться, На подло прожиты года. Такие дамы незаметны – Не распаляются зазря. Они всегда в делах конкретны И постоянны, как заря. И я, собрав в себе все силы, Своей взволнованной души – Сказать живущим: - «Как вы милы! Как несказанно хороши!» Вы просто-напросто Богини И, отметая собою век, Вы Бога молите, чтоб ныне Стал милосердней человек. Чтоб после долгого застоя День и ночь добро верша, Не зная устали, покоя, Пеклась бы чуткая душа О тех, кого постигло горе, Кому живется тяжело, Миря навек погрязших в ссоре, Из душ вытравливая зло. Вселяя мир с его покоем В уклад житья простых людей, Чтоб не давалось счастье с боем, Как это было до сих дней. А чтобы этот мир безбрежный С его извечной красотой Проникся в сердце данью нежной. Так многоцветной и простой. И в день, когда ликует счастье. Но не в моей пока стране, Я принимаю, как причастье Любовь, подаренную мне. Спасибо вам за миг общенья, За доброту открытых глаз, За ясный ум, за вдохновенье – За все спасибо еще раз! Будьте счастливы, Мадонны! Больших успехов вам и благ Мои желания огромны – Пусть обойдут невзгоды вас. И пусть привычный ритм, нарушив, Сверкая утренней звездой, Робкой каплей в ваши души Войдет незримо образ мой. 1991 г.
129. НАШИМ МАТЕРЯМ Я рад, душою не кривя, С переполненным от счастья взоре Видеть вас, любовь даря, Согретую отцовским жаром. Мне вновь пришлось, как год спус (Знать вышла мне такая карта) Поздравить вас, мои друзья, С весенним днем Восьмое Марта! Поздравить всех, всю вашу свиту, Что пришла на праздник к нам. Особо старшую элиту Очаровательнейших дам. Мне каждой хочется, ей богу, Подобрав слова, сказать: - Ты в жизни важная особа, Ты на земле Святая Мать! Тебе досталось в жизни лиха, Что и не стоит вспоминать. Теперь бы жить спокойно, тихо, Так нет, опять пришлось страдать. Шагать в сплошную неизвестность Упиваясь болтовней, Что со страниц полос газетных Хлещет мутью голубой. Ни что не ждете вы от власти, Вас пугает жизни нить, Но все же хочется до счастья, До счастья женского дожить. Сейчас моих не так уж много Осталось сверстниц - «Катерин». И я прошу, вас, ради Бога, Не добавляйте им седин! Будьте к ним душой милее, Снисходительней во всем. С ними вместе жить теплее, С ними все переживем. Настанет день и в небе синем Взойдет желанная заря. И оживет народ России, Как в май кормилица земля. 1993 г.
130. К ВАМ, СИДЯЩИМ В КРЕСЛАХ ЗАЛА Бог дал нам снова радость встречи В женский день, в капель весны, Когда на наши с вами плечи Свалилась тяжесть Новизны. И вот стою я перед вами, Не сутулясь, в полный рост. И любвеобильными словами Возвожу меж нами мост. Он идет от сердца к сердцу Весенним радужным путем Через невидимую дверцу С неостывающим теплом, Теплом, идущим от накала Моей разверзнутой души К вам, сидящим в креслах зала, В плену торжественной тиши. И я чувствую как волны Большой доверчивой любви Коснулись вас. И негой полны В стихи вливаются мои. Я не ропщу. Скажу открыто, Что Богом данные года, Я прожил не больно сыто. Но зато в тепле всегда, В тепле от милых сердцу взглядов, От избытка добрых слов, От вас, живущих со мной рядом, Я согреваюсь вновь и вновь. Идя со всеми по жизни в ногу, Стремлюсь ни в чем не отставать. Не разучился, слава Богу, Еще всех смертных уважать. Я вас готов обнять всех разом, Собрав в один огромный круг, Но только жаль, что на всех сразу У меня не хватит рук. И чтобы выразить признанье У меня на это есть Неудержимое желанье Отдать, как воин - воину честь. Поздравить с Днем восьмого Марта Пожелать вам на «Ура» Рывок стремительного старта В мир рассвета и добра. Пусть утвердятся ваши думы, Полны радостных надежд, Но не баснями с трибуны Словоохотливых невежд, А товарами на полках С повседневным спадом цен И ожиданиями долгих, Очень нужных перемен. Они идут из тех далеких Обагренных кровью лет, Неся с собой в делах высоких, Возрождающийся свет. И он войдет в любую избу! И озарит достатком всех: И тех, кто верен коммунизму, И тех, кто в этом видит смех. Смех несбывшегося чуда – Прямой дороги в мнимый рай, По которой шли, покуда, Не распался этот рай. Умерьте гнев, откиньте стоны, Рассыпьтесь звоном серебра. И в Лету канут все препоны На стыке злобы и добра! 1994 г.
131. ЖЕНЩИНАМ ПОСЁЛКА ШКОЛЬНОГО Порой срывается невольно С уст подобье похвалы: Неужто женщины на Школьном Хуже женщин из Москвы? Или, скажем, из Парижа, Плененных модою «Бурды» И не теряющих престижа В смысле внешней красоты? Нет, не думаю, что где-то Были женщины видней! Наши если приодеты, Даже кажутся стройней. У них не только от наряда Исходит женственная стать. У них от каждого их взгляда Веет в душу благодать. Они легки в своих движеньях, Страстны и в хлопотных делах. Когда они за жизнь в сраженьях – Все горит у них в руках. Светятся ярким ореолом, Подобно утренней заре. Им не к лицу вертеть подолом – Они всегда в одной поре: Нежны, скромны и деловиты, Верны традициям семьи. Их не страшат порой кредиты, В рассрочку взятые взаймы. Все у них проходит в норме: Веселья час и круг забот Только кажется, мне кроме – Любви, какой невпроворот! Нет, не хуже наши дамы Тех, кто в городах живут. Они и бабушки и мамы Добрей, которых нет вокруг. И пусть меня никто не хает, Что на хвалу я очень лих. Ведь всяк кулик болото хвалит. Вот и я хвалю своих. 1995 г.
Озарившийся облик поселка. Так и хочется крикнуть – Ура! Восходящему солнцу спросонка. Пусть еще без проталин земля И мороз по утрам поджимает, Простые приметы дневного тепла Что-то новое в душу вливают. Это новое просто весны канитель, Неподвластное нашим законам – То по-летнему наземь роняет капель, То по-зимнему воет со стоном, То на чьем-то дворе пропоет петухом После долгой с капризами стужи, То как всадник по полю проскачет верхом, Измеряя копытами лужи. Но заметней всего приближенье весны Видно в теплых улыбках на лицах. Не лукавя скажу в тон седой старины О сегодняшних красных девицах. Нашим женщинам, знать, на роду суждено. Слепо, следовать тропами Евы И смиренно нести все, что Богом дано. Что от каждой положено девы. Да к тому же еще труд в рабочем кругу Наравне почти с каждым мужчиной. Одного до сих пор я понять не могу – Надо ль женщину делать машиной? Превращать ее точно в живой автомат Без единой минуты на отдых И взирать на ее неприглядный наряд Вместо праздничных платьецев модных. Все куда-то исчезло в холодной вражде В многолетней хваленой эпохе. Нет и не было в нашей бесправной стране Настоящего счастья ни крохи. Разучились любить, разучились дружить. Уважать ни знакомых, ни близких. Каждый в хлопотах пыжится легче прожить При наших возможностях низких. Но я знаю, что скоро в застое страны Наступит радушное время И в бурном потоке святой новизны Растворится тяжелое бремя. 1996 г.
Я не знаю, как там вам, А мне особенно приятно Видеть разнолетних мам В одном кругу Восьмого Марта. В нем нет деленья по годам На молодых иль, скажем, старых. Один им жребий в жизни дан – Хранить очаг и растить малых. Уж так от Евы повелось Считать семью своим началом. И пусть забитый в стенку гвоздь Твоим окажется причалом. Не отрывайся от него Ни в светлой радости, ни в горе, Старайся, чтоб не унесло, Как шлюпку в штормовое море. Так будь же верной до конца Ты своему предназначенью. И те два свадебных кольца Не предавай, смотри, забвенью. Не зазнавайся сгоряча, Дорожи мужскою дружбой И не руби канат сплеча, Гордись, как лоцман, своей службой. 1997г.
Из сорока восьми, с иголки Одетых в форму мужиков, Всего живых сейчас в поселке Осталось шесть фронтовиков. Из всех ушедших половине Не суждено вернуться в дом. В земле покоятся их ныне Останки где-то за холмом. Без надгробий, без табличек, Порой в болотистых местах. Только разве стайка птичек Добраться может к ним туда. Страдают матери - нет силы! Грустит подчас и вся родня. Кто им покажет, где могилы, Что отвела им та война? Молчат леса, катясь к болоту, Молчит, пригрев собою холм, Может полк, а может роту, Убитых где-то под Орлом... Войска идут, стремясь на запад, Идут и наши земляки. От их напора фрицам драпать Пришлось всю долгую войну. В своей фашистской «Цитадели» Нашел конец свой лютый «Джинн». Войска достигли главной цели. В смертельной схватке кал Берлин! Война закончилась. С победой Бойцы вернулися домой. По чарке горького отведав, Навек покончили с войной... Идут года. Уходят войны, Уходят в мир тот навсегда. И лишь награды их достойно Напоминать будут всегда, Да память вечная, живая В сердцах потомков огневых Будет жить не забывая Дедов и прадедов своих. Мне жаль до слез, порой бывает, Когда из сверстников моих Кто-то молча покидает Святой очаг - причал живых... К живущим ныне эти строки – К солдатам минувшей войны: Живите долго! Ваши сроки В ту жизнь еще не подошли! Вам не к лицу терять надежду И не годится гнев копить. В сравненье с тем, что было прежде, Сегодня можно еще жить. И я в день праздника большого, В честь Ваших доблестных Побед От коллектива молодого Передаю Вам наш - «Привет»!
Отчего тревога? Поднатужься, моя память, Вспомни ради бога! Проясни, что позабыто, Что ушло бесплодно. О всем, что жито - пережито Расскажи подробно. Мне сейчас необходимо - В годы на исходе, Все собрать, как бы в едино, Для оценки, вроде, Для ревизии, точнее, Дел моих, поступков. Я старался жить скромнее В этом мире жутком. Не завидовал соседу И не брал чужого. Никому не делал сроду Ничего худого. Я из рода тех сословий, Что в конце двадцатых Без особых предисловий Были прочь изгнаты. Из обжитых мест той дали, Где отцы и деды Также сеяли, пахали, Как и их прадеды. Оторвали хлеборобов От земного жита. Довела их всех до гроба Сталинская свита. Приложила на чело Вплоть до иждивенца – Душу жгучее клеймо – "Спецпереселенца".
137. Звякнув щеколдой, открылась со скрипом Калитка, впуская, во двор молодца. Пять сажен, не больше, по выбитым плитам Осталось пройти до ступенек крыльца. Родное подворье, ты в памяти жившее Все эти годы в смиренной тоске. Ты вновь пробудило, как признак возникшее, Горькую смуту той жизни во мне. Отсюда весною, в суровых тридцатых, Когда в деревнях поделили крестьян. Отца в числе первых по списку "богатых" Погнали в Нарым за седой Васюган. А вместе и нас несмышленных, кудлатых, Не видевших жизни еще ни шиша, Но смело ступивших на почву крылатых Идей новой жизни в краю Иртыша. Нельзя то представить, что сроду не видел, Что сам в своей жизни не пережил. Трудно все взвесив, понять кто обидел, Кто тебе тяжкое зло причинил? То ли комбедовцы в дружной упряжке, Решавшие важный "Кулацкий вопрос". То ли чекисты с наганом на ляжке Крестьян, загонявшие стадом в колхоз? Но это всего лишь, те жалкие "гунны", Что слепо старались с плеча все рубить, А главное "выпри" с кремлевской трибуны Народ православный учили как жить. Они то и стали причиной раскола И без того чуть живых деревень. Такого мужик не видал произвола С начала Руси по сегодняшний день. И что им за дело, что гибнут деревни, Что выбит мужик на скаку из седла? Много ли нужно приложить уменья, Чтоб тот заплясал перед дулом ружья? Плясал он до одури в год продразверстки, Плясал и тогда, когда сверху вопрос Решался деревней на экстренной сходке, Повестка которой - "Вступление в колхоз". Не всем в тот колхоз была ясной дорога, Не каждый в ней видел заманчивый толк. Иной распростившись с землей у порога, Бежал в неизвестность, как загнанный волк. Бежал, оставляя семью и подворье, С надеждой найти в этом жизненный прок, Но всюду он видел, лишь слезы, да горе Людей, ошалевших от смут и тревог. Пустели деревни кормильцев теряя, Бледнела земля без мозолистых рук. Некому стало в сев раннего мая Ходить бороздой, налегая на плуг.
138. Один живу. Мне никого не надо. Я сам себе и бог, и Царь. Мое жилье - моя отрада. Я в нем по праву - Государь. Никто меня ни днем, ни ночью Не понукает, не пилит, Не льет в лицо мне брань сорочью И серым волком не глядит. Я каждый день с утра включаюсь В свои привычные дела. Восходу Солнца улыбаюсь, Тружусь до самого темна. Так легче мне, когда все тело, Вобрав в себя поток добра, Идет в строю легко и смело Со старта каждого утра. 1997 г.
139. Как хотелось еще походить по земле Потоптать ее милую матушку. И воспрянув душой, подышать на заре, Развалясь на российскую травушку. Позабыть, насладясь чистой негой утра, Про нужду, что годами преследуя, Порождала в груди вспышки горького зла, А за что? Право - слово не ведаю. То ли за то, что родился в семье Мужика конским потом, пропахшего? То ли за то, что до селе нигде Не свершил ничего подходящего?
140. Я хотел бы спокойно пожить, Отряхнувшись от горького, прошлого. Мне не хочется хлам ворошить, Не люблю вспоминать годы прошлого. Мне, наверно, с рожденья дано Все живое улыбкой одаривать. И при этом хоть, правда, смешно Я привык сам с собой разговаривать. Только стоит мне где-нибудь чуть Почувствовать миг одиночества, Как сейчас же словесная муть Обретает подобие творчества.
В рамке старенькой сидят Деда с бабой молодые, Улыбаясь нам, глядят На наши лица озорные. Я спросила как-то маму: "Почему я их не знаю? Где они в каком дому Проводят молодость свою?" Улыбнулась горько мама, Слезу смахнув легонько с глаз, И сказала: "Эта драма Не одних коснулась нас. В год военный, сорок первый Дед убит был под Москвой, А баба в год послевоенный Умерла от ран зимой." 1997 г.
Дед сидит перед зеркалом в сенях И расческой наводит красу. Я сижу у него на коленях И медали со звоном трясу. "Расскажи мне, пожалуйста, деда, Что ты делал, тогда на войне? Где тебя повстречала победа? И медали повесили где? Дай одну поносить мне так просто? Обещаю, что завтра отдам. А как вырасту с дяденьку ростом – Накоплю себе столько же сам". Дед и я по-военному строго К обелиску на праздник идем И, сверкая медалями оба, По цветочку тюльпанов несем. 1997 г.
Завтра встану я чуть свет И напишу записку: "Я понесла цветов букет К подножью обелиска. Пусть порадуются все Дедушки с поселка. Что лежат в сырой земле И страдают горько. Пусть почувствуют они И в дальнейшем знают, Что все внуки из родни Им покой желают."
Мою бабушку - медичку Называют фронтовичкой, Потому что в дни войны Имела должность медсестры. Под градом пуль и при бомбежке Бинтовала дядям ножки, А тех, кто ранен, сильно воя, Выносила с поля боя. Ей все спасибо говорили, Сквозь боль улыбки ей дарили. Моя бабушка - талант. Она гвардии сержант. На груди у ней медали, За отвагу все их дали. Я громко в ушко ей кричу: -" Тебя я, бабушка, люблю!"
Пора задумчивой печали! Я не грущу - напротив рад. Люблю в глуши своей причалы. Люблю певучий ветра стон В порывах мимолетных И вибрирующий звон Сухой листвы в сетях тенетных. Как пахнет прелою листвой Насквозь, пропитанной дождями! В тени настоянной росой И что заманчиво - груздями. Здесь песней полнится душа. Поет она, как в светлый праздник. Траву с листвою вороша, Ей подпевает ветер - странник.
И зримо убавились дни. В плащах золотистого цвета Маячат березы в дали. И рады - радехоньки нивы В звенящих колосьях зерну, Слагая под ветра мотивы, Хвалебные гимны ему.
С южной стороны. Под солнцем колос зреет Чудовищной длины. То вроде бы не колос, А все же ему брат. С макушки прядки волос Свесились назад. Стоит ногой уперся В пазуху листвы, Одежками прикрылся – Стыдится наготы. Пришла пора уборки – Полевой обузы. Открыл початок створки Созревшей кукурузы.
148. Промелькнула опавшей листвой, Напоенная влагою осень. Сквозь притихший березовый строй Хладно льется небесная просинь. Не измерить глазами ширь - даль, Не напиться бодрящей прохладой. Эту к ночи закатную гарь Не закрасить губною помадой. В сердце радость и нежный покой. Тело стрессовой бодрости просит. Вдохновенье бурливой рекой Запоздалые рифмы торосит. 1995 г.
149. Как воины Невского на Чудском, Подняв сухие копья камыши, Стоят во льду на морозе жутком В плену заветренной тиши. Зимой никто их не тревожит – Не привлекает листьев глушь. Ни одна их тварь не гложет – Кому нужна такая сушь? Но то ли дело они летом! Когда в июльскую жару Изумрудно - луковичным цветом Блестят под солнцем на ветру. 1997 г.
150. Южное взгорье солнцем залито. Лесная поляна под стадом коров. Соцветья черемух, словно из сита, Сеют к подножью труху лепестков. Слышится счет непоседы - кукушки Под жалящий выстрел льняного хлыста В награду за смелость строптивой телушки От верного друга в лице пастуха. Радостно сердцу от свежести мыслей. От нежного взора, искрящихся глаз, От мирно парящих в безоблачной выси Ворон, согревающих верностью нас. 1997 г.
151. Мой путь домой по косогору. Иду знакомою тропой. Еще осилю одну гору И вот он дом, крестовый мой Стоит под шиферною крышей В тени берез и острых пихт. Он ничуть других не выше, Он как и все и прост, и тих. Но зато он форс имеет. Он переехал на санях Через лог и не робеет, Стоит в ряду, прогал заняв. 1997.
152. Гром вдали грохочет где-то. Заря спускается за лес. Август - месяц тянет лето Вместе с солнышком с небес. Последний месяц, в смысле клева, В среде капризных карасей. По части доброго улова, К сожалению, нет вестей. Зачем идешь, мечту лелеешь? Зачем напрасно ноги бьешь? Все равно, сколь не радеешь, С пустым садком домой пойдешь. 1997 г.
153. Совсем продрог, а не охота С места сдвинуться в закатный час. Словно знающий проказы кто-то, Приковал меня, как напоказ. Стою, а сердце птицей рвется В объятьях меркнущей поры, В багряный мир, где месяц трется Горбом о всполохи зари, Где полоса по край дороги Сетчатых, стройных тополей, Ласкаясь с небом, греет ноги, Воткнув в сугробы поплотней. В едва заметном оседанье, Почти с безоблачных высот, Мне кажется, идет лобзанье Снежинок с нежностью ворот. 1997 г.
154. За холодной сиреневой дымкой Исчезала знакомая даль. Опустился мороз невидимкой И ткет на деревьях вуаль. В высоком темнеющем небе Полощет кровавый пожар. И хладно на снежные гребни Пьет свой малиновый жар. А там на окраине деревни. Где избы в сугробы вросли. Словно, очнувшись от лени, Запрыгали в окнах огни. На эту земную картину И вышел взглянуть с высоты Прозрачный, как будто из льдины, Серп серебристой луны.
155. Мне не забыть миг утренней прохлады; Когда над далью голубой Заря, раскинув розовые фалды, С порой встречалась золотой. Под вздохи ветра лист струился К подножью, горестно шепча, В кустах тенетник серебрился В багряном отблеске луча. По влажным зарослям низины Туман, как вешняя река, Клубясь катился вдоль лощины Прямой дорогой в облака. 1996 г.
156. Юный месяц в небесах золотистых Над снежной крышей выгнул бровь. Сквозь частокол берез безлистых Сочится жаром заката кровь. Все ожило в березовом затоне. Заискрилась изморозь, дымясь. Багряным отблеском на бархатистой кроне Заигралась девственная ясь. Багровый "зайчик" присел к ногам пудовым От всполоха зари нет сил переступить. И я смотрю на все с каким-то чувством новым, А сердцу хочется по-старому любить. 1997 г.
157. Трепещут листья на березках. Разговор живой ведут: О пышной кроне, о сережках, Что в их пазухах растут, О берестяных сарафанах – Из моды вечной старины, Висящих вроде как на дамах, Касаясь складками земли, Да о том, как вечерами, Прижавшись к "Дереву Любви", Воркуют пары голубками Под шепот трепетной листвы. 1997 г.
158. То ли вечерняя дымка над прудом, То пи слегка охладевший туман Опускается розовым кругом Над сверкающей рябью экран. Тишина приземлилась на склоны В комариной застыв толчее. С важной поступью ходят вороны. Роясь клювами в бывшем ручье. Все заметней крадутся тени, Солнце клонится, словно в пастель. Где-то в согре без капельки лени Все скрипит и скрипит коростель. Нету ближе и преданней друга, Бескорыстней, чем старенький пруд. Он в минуты дневного досуга Всем безропотно дарит приют.
159. С восторгом смотрят тополя На полыхающий закат в полнеба. Зарделись в отблеске поля От созревающего хлеба. Багряный пруд притих к ночи, Затих и шум берез околкою И только слышно, как кричит, Детей сзывая перепелка, Да, где-то в розовой дали, Стучит по рельсам электричка, Возвращая в память дни, Давно сгоревшие, как спичка. 1997 г.
Лесочки с калиной. Густые туманы, Дни с паутиной. Глазам нет предела. Нет удержу слуху. Взбодренное тело Летит что есть духу. Мелькает кустарник, Рябит кровохлебка. Стегает шишкарник. Причем, очень хлестко. Бегу тороплюся, Лелея затею. И очень боюсь я, Что в срок не успею К вечернему пруду В пик жадного клева, Знакомого люду По весу улова. 1996 г.
161. Бот я и снова утро встречаю, Свежее с легкой прохладой. По имени - отчеству вслух величаю Его появленье над хатой. Сердце трепещет от радости птицей, Б уши вливается звуками новь. Мне хочется петь вместе с песней синицы; Выгнув, как в юности шалую бровь. 1997 г.
162. Прыгают по жердочкам на крыше, Чиркая, от счастья воробьи, А солнышко из светло-синей тиши Дарит им тепло своей любви. Спасибо солнцу от всего живого За каждодневный утренний восход. Нам не нужно ничего другого Лишь был бы чистым небосвод, Да на земле в краю реформ и перестройки, Цвели сады, да колосилась рожь, Что б старики забыли про помойки, А бить баклуши перестала молодежь. Опомнись, Русь! Куда идешь - шагаешь? Не ровен час и в пропасть угодишь? Ведь было уж - ты это знаешь И до сих пор ты от нее кряхтишь. 1997 г.
163. В синем небе солнце светит. Вокруг него Земля кружит. Июнь слегка загаром метит, Пыльцой припудрить норовит. Он всем нам радости дарует С приходом первого дождя И всех красотами чарует Под зной в глубь лета уходя. Моя душа не примирится С предназначением узды. Она на волю, словно птица, Рвется пулей из груди В места, где в облачном раздолье Не смолкает птичий грай, Где волны злакового поля Ветер плещет через край. Где нет вражды к всему живому: От малой тли и до слона. Цена общению такому Богом с вечностью дана. 1997 г.
164. Лист, пожелтевший от холода сник, Оторвался и ветром гонимый, Споткнулся о стенку и к тыну приник, Простившись со светом, родимый. Люди, приблизьтесь к страданиям пташек. Теплей научитесь с природой дружить! Не надо губить ни цветов, ни букашек. Без них нам на свете и незачем жить. Сиреневый туман, в лучах зари купаясь, Окутал и меня, прохладой освежив. Я этот миг, в подробность не вдаваясь, Запомню крепко, если буду жив.
165. Что-то несказанное пришло На чистое убранство кружевное. К земле приникшее тепло На волю манит все живое. Еще сугробы на полях И крыши в тающих косынках, А на воспрявших тополях Стоит галдеж, словно на рынках. Идет для всех знакомый спор: То разгорается, то тише... Идет война за каждый двор, За каждый угол в каждой крыше. В хлеву, за отпертым окном, Сопит корова, раздувая ноздри, И жадно тянется в его проем Куда-то в даль, где скрывались звезды. На куче мерзлого назьма, В трухе рассыпанной соломы, Идет куриная возня Под петушиный крик знакомый. И я стою в двери крыльца На миг от жизни отрешенный С душой печального вдовца Капелью звонкой окропленный. Тревожно чиркнул в прыжке воробей И взмыл в синеву, крыл не чуя. Я крикнул ему: - "Погоди, не робей, Очнись, по задворкам кочуя!" Не знаю, он понял иль нет мой навет, Но я его шалости знаю – Этот крикливый и вздорный субъект Мигом заявится в стаю.
В родные видами места. К ним змеей чересполосицу Протянулася верста. Двугорбый холм с гурьбой березок Спустился с двух сторон к логам. С вершин его, вдоль тех березок Беду знакомый счет шагам. В ногах чуть слышная усталость Торопит засветло пройти Ту, оставшуюся малость, Непройденного пути. И вот он - финиш! На обрыве Стоит повислая ветла И без конца водой в заливе Моет ветви добела. Чтобы лечь мазками красок В чистом виде естества, Без экзотических прикрасок На грань картонного листа. 1997 г.
167. За прозрачную сетку кленовых ветвей Уставшее солнце садится. Мне хочется руки подставить скорей Не дать ему в бездну спуститься. Не дать, чтоб во мрак погрузилась земля И место, где вот уж полвека Степенно шагает вся жизень моя – Простого в делах человека. Мне хочется вдовий отрезок прожить При свете - без тьмы и печали. И добрую память навек сохранить О той, с кем свой путь начинали.
168. Не с той я ноты, вроде начал. Не то запел знать впопыхах. Себя порядком озадачил Подбором темы для стиха? Все приходящее не блещет, Не придает настрой душе, Словно это к носке вещи, Стают немодными уже. Что в жизни главное сегодня? К чему радеет человек? Мне хочется свободно, Смело войти в грядущий век. И, оседлав в нем жизнь сходу, К себе не требуя любви, Я не брошу свою моду Любить людей любой крови. Но только тех, кто верен богу, Кто честно тянет в гору воз, Кто не теряет в строю ногу, Не создает в быту хаос. 1997 г.
169. Милая, хорошая, родная... Ну, как еще душевнее назвать? Кроме, как "любимая", едва ли, Можно что-то лучшее сказать. Нет такой, как ты, в моей округе. Может быть и есть, но далеко, Даже быстрым птицам на досуге Отыскать такую нелегко. Пусть была лицом ты некрасива, Быть может, чем другим не хороша. Но у тебя прекрасною на диво Была для всех открытая душа. И я душевной ласкою плененный, Другого ничего не замечал. Может быть, поэтому влюбленный Я столько лет с тобою прошагал? И теперь, когда пути, наши дороги, Безвременно на время разошлись Надо, чтобы наши с тобой боги По своему беречь нас принялись.
170. Незаметно пала тень густая На золотой овсяный плес. Бесцельно по меже шагая, На спелость пробуя овес. Иду и думаю: как просто, - Бот иду я, праздный человек, Ведь я бы мог растить пшеницу, просо, Кормить людей без мала век. Но получилось все наоборот. Я первым стал нахлебником, как вроде. Мне пришлось открыть пошире рот И затеряться в городском народе. 1997 г.
За высокую гору. И померкла сторонушка В ту печальную пору. На шестах под навесом Раскудахтались куры. В алом небе над лесом Ждут влюбленных Амуры. Мечут стрелы прицельно, Прямо схода в сердца. Сказки этой, наверно, Я дождался конца. Не пронзят мое сердце Стрелы вечной любви! Нет на свете умельца По части этой стрельбы. 1997 г.
172. Одно осталось от строенья Нашей старенькой избы Это лик ее творенья На холсте мазком кисти, Да появленье человека... – Здесь, зимой в глухую ночь Полноправным членом века На свет родилась кроха - дочь. С русским именем Елена С доброй пламенной душой, Словно это Мельпомена Вновь явилась в мир живой, Чтоб поднять над миром факел, Открывая в даль глаза, Тем, кто их все время прятал В дни, когда прошла гроза.
душевная. Она появилась, как сумрак в саду. Я с грустью вливаюсь в потоки свершения Суетных дней в юбилейном году. Осень стоит в серебре паутины, С открытым простором для вьюжных ветров, С красными кистями спелой рябины, С рядами поленниц напиленных дров. Такою, недавно, знакомой картиной Встречали меня мои семьдесят лет Мне, кажется, я подгонял хворостиной Годы, которым забвения нет. Моя жизнь на исходе,
а жить-то я вроде Только лишь начал вчера. Не раз приходилось мне слышать в народе Такие же точно слова. Kак мало и бедно живем мы на свете. Все спорим, да видим в друг друге врага. Ведь нет уже места на целой планете Куда б ни ступила людская нога. А что нам делить? и зачем вечно спорить? Ругаться о том, о чем Бог не велел? Не лучше ли будет усилье удвоить На вид улучшенья всех жизненных дел?
175. Мне смолоду знакомый этот вид. Его наряд и сумрак тощий, Но сердце отчего-то все болит, Когда я прохожу по этой роще. Откуда в сердце эта боль? С какого неба опустилась? Не предъявив мне свой пароль, Так прочно в грудь мою вселилась? Я долго думал, все искал Моим волнениям причину И, наконец, себя поймал На мысли: " что я за скотина, Какой заезженный Пегас!" Не мог понять, хоть и не пьяный, Ведь это первый в жизни раз Я здесь прошел с моей Татьяной!
176. Грусть и радость поделили пополам В моей груди возвышенные чувства. И я не знаю и не помню сам, Когда и как все это вышло? Наверно, утром, в час зари, Когда случайно я взглянул в окошко И удивился: - неужели снегири Рассыпались по елям и дорожкам? Внезапно снег, упав в ночи, Он тяжестью своей принизил ветви. От этой нови, хоть кричи, Иль прыгай, как бывало: в детстве! Не знаю я, быть может, и другим Дано такое же в кавычках счастье, Не подражая грамма молодым, Грустить и прыгать в одночасье.
В сердце боль под вид нытья. Отчего это бывает? Говорят все от житья. Говорят от той неправды. Что растлевала чуть не век В разгар безудержной бравады Сотен тысяч человек. Да что там тысяч? Миллионов, Вошедших в образы немых. Мы не привыкли жить без стонов. Нам как-то скучно жить без них. И это горькое признанье С шутливой ноткою в конце Как бы от терпкого лобзанья, Глумясь, искрится на лице.
Ушел под плач в безмолвье. Недолго длился его век, Растеряв в пути здоровье. Он измерил жизнь с лихвой: Познал нужду, познал и счастье. Коснулся славы фронтовой С глотком духовного причастья, Настоянного на ветвях судьбы В кругу людского постоянства С чертой душевной простоты, Не знающей пороков пьянства. Прощай наш славный человек! Возьми с собой тепла частицу Пусть она в твой вечный век Тебе там станет верной жрицей.
180. Я никогда ни перед кем не льщу И не разбрасываю чувства градом. Мне сегодня радостно и я пою, Пою о том, что ты со мною рядом, Что вновь забытое тепло Ко мне вернулось с поцелуя. Все вдруг ожило, зацвело И все задвигалось, ликуя. Блажен тот миг, что породил Тебя на счастье мне под старость. Он мне как будто подарил Вторую жизнь при всех на память.
181. Я снова в плену у истока весны, Обласканный солнечным светом. Мне, кажется, вижу я вещие сны И все забываю при этом. Ничего не волнует сегодня меня: Ни страх, ни обман, ни цены. Я сегодня во власти особого дня, Когда зримо видны перемены. Отступает | ||||||