Основные произведения Жижкун Н.Т.

 

1.   ОЖИДАНИЕ ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ

Варя познакомилась с Иваном Брагиным в 1937 году. А через год, во время короткой встречи, он сказал: «Сегодня, Варя, я заберу тебя домой». Как сказал, так и сделал. А Варя не упрямилась - хотя были во­круг хорошие парни, но любила она Ивана Егоровича. Любила всей ду­шой. Коммунист, активист, постоянный участник художественной само­деятельности - он лег ей на сердце. Представлять родителям жениха Варю не пришлось. Ее, черноокую, знали на селе как скромную трудолюбивую девушку. Через несколько дней сыграли свадьбу. Работали они тогда вместе на железной дороге.

Как-то Иван Егорович сказал Варе, что время тревожное и война неизбежна. А он с детства мечтал стать военным. И решили они, что Иван Егорович поедет учиться в двухгодичное военное училище, кото­рое в то время располагалось в Юрге. Варя частенько навещала мужа. За время его учебы у них родилась дочь. Пришло время, когда Варя с дочкой смогли поехать навестить мужа и отца. Томе было пять меся­цев. Ездили еще не раз.

Однажды Иван Егорович провожал молодую жену с дочкой до Искитимки. Шли пешком полевой дорогой, сели на полянке в тени под деревом отдохнуть. «Варя, положи дочку мне на грудь», - попросил Иван Егорович. Отец любовался дочкой, ласково смотрел на нее. Ви­димо, сердце чувствовало, что видит дочь и жену в последний раз.

К вечеру добрались до Искитимки. Ивану Егоровичу следовало вернуться в училище. А Варю на лошади старик повез до ближайшей железнодорожной станции. И пока была видна повозка, Иван Егоро­вич все махал им платком. А Варя поминутно смахивала слезы, дума­ла: «Да что я так? Скоро будем вместе, недолго осталось коротать разлуку».

Не успел Иван Егорович окончить училище, началась война, и он был отправлен на фронт. С фронта Варя получала письма: «Здрав­ствуй, дорогая жена Варвара Ивановна. Шлю вам пламенный привет и наилучшие пожелания в жизни. Несколько слов о себе: жив, здоров, бьем фашистов, как подобает советским гвардейцам, без жалости и пощады...»

Оказывается, и на фронте отмечали дни рождения. Вот что пишет Иван Егорович: «Варя, сообщаю о себе. Живу хорошо. 17 декабря 1942 года справили наши именины (у Вари день рождения тоже 17 де­кабря). Конечно, по-фронтовому, в боевой обстановке. Ну это ничего. Придет время, отметим в мирной, среди родных, друзей и знакомых, а это время придет вместе с нашей победой над врагом».

О дочке Томе Иван Егорович не забывал, поздравлял с днем рожде­ния, с каждым праздником. «Привет с фронта! Здравствуй, любимая дочка Тома! Прими от своего папы пламенный гвардейский фронтовой привет и самые наилучшие пожелания в твоей счастливой и светлой жизни, за которую борется с ненавистным врагом любящий тебя папа. Томочка, поздравляю тебя с Новым счастливым 1943 годом! Томочка, живи, расти большой, веселой и неутомимой. Эту твою жизнь защищаю и отстаиваю я, твой папа. Вернусь к тебе с победой...»

Это было последнее письмо. Несчастливым оказался сорок третий. И через два месяца пришло тяжелое сообщение: «Министерство обо­роны СССР, Главное управление кадров. Сообщаются данные из при­каза ГУ ФКА от 23.03.43 г. № 0274 «Об исключении из офицерского со­става ВО СССР»: младший лейтенант Иван Егорович Брагин, командир взвода 15-го гвардейского артиллерийского полка РГК - 20-й армии, пропал без вести в феврале 1943 г.

 

2.   ПОЛКОВНИК ПОПОВ

Потянулись черные дни, и ни на один миг не выходил из памяти Вари Иван Егорович. Разные слухи доходили до нее. Случалось, что и после похоронки солдаты оказывались живыми. Мысль о том, что муж вернется, не покидала ее.

Однажды Варе сказали, что в Рыльске, недалеко от Курска, в мили­ции работает Иван Брагин. Продав корову, в 1946 году Варя отправля­ется с дочкой в путь. А вдруг это ее любимый Иван Егорович?!

Приехав в Рыльск, отыскала отделение милиции. Встретила Ивана Александровича Брагина, а не Егоровича, который поведал, что в Бел­граде есть Брагин, имени его, к сожалению, не знает. В Белград ехать не пришлось, на исходе были деньги. Варя вернулась в Курск в областное управление внутренних дел, где сделали запрос в Белград. Оказа­лось, есть там Брагин, но Леонид.

Из Курска вернулась домой. Мысль, что муж жив, не покидала Варю долгие годы. Может быть, он где-нибудь живет без рук и ног, не хочет быть обузой родным? Да и как забыть, когда растет дочь, во всем похо­жая на отца. После окончания средней школы Тамара легко поступает в Новокузнецкий пединститут на факультет иностранных языков. Успеш­но окончила его и работала преподавателем в родной школе, затем пе­реводчиком, а в настоящее время трудится в институте.

В память об отце дочь, выйдя замуж, оставила фамилию Брагина. У Вари появились внуки Женя и Олег Брагины. И надо же так случиться! Старший внук Женя, как две капли воды, вылитый дед Иван Егорович! И тот же рост, и те же стан и походка, черты лица, и тот же говор. Да и пошел по стопам деда - окончил военное училище. «Смотрю я на Женю, - говорит Варвара Ивановна, - а вижу Ивана Егоровича. Частень­ко даю волю слезам. Достану одежду Ивана Егоровича - брюки, гимна­стерку, шапку, ремень, письма, фотографии, разложу на столе. Нагово­рюсь и наплачусь с Иваном Егоровичем. Вспомним с ним молодые годы. Ждала и буду ждать любимого. Да не потому, что обещала, а потому, что любила. И сейчас люблю. А теперь если есть иной мир, то встречу его там ни в чем не виноватой перед ним».

Да, вот такая верная своей судьбе, своему мужу живет в селе Калачеве солдатская вдова Варвара Ивановна Брагина, жизнь которой про­шла в труде, в заботе о дочери и внуках, в воспоминаниях о любимом человеке.

 

3.   АВТОГРАФ НА КАМНЕ

Он успел выцарапать на камне несколько слов: «24.12.43. Прощай, Родина. Я умираю, но не сдаюсь. Сергеев Иван Семенович». Надпись сделала его имя легендой. Фотография обошла страницы многих газет. В1967 году об Иване Сергееве написала «Правда», о нем был снят теле­фильм.

В селе Матюшине Прокопьевского района я встречалась с матерью героя Устиньей Васильевной и его младшим братом. Устинья Васильев­на рассказала, что Ваня рос любознательным серьезным мальчиком. В Матюшине в то время школы не было, и ребятишки учились в Калачеве. Осенью и весной ходили пешком за шесть километров, зимой для них подыскивали квартиры. Учился Иван старательно и прилежно.

Его одноклассница Валентина Мченская вспоминает: «Ваня очень малышей любил. Носил их на руках, играл с ними. Утех, кто постарше, был пионервожатым - помогал в учебе, готовил концерты художествен­ной самодеятельности, проводил собрания. Очень добрый был маль­чик...»

В Калачеве была только семилетка, и после ее окончания, в шест­надцать лет, юноша устроился работать на прокопьевскую шахту имени Сталина (ныне «Коксовая»). Здесь же ему удалось окончить и среднюю школу. Мечтал Иван Сергеев о небе, о самолетах. «Я был еще малень­ким, а Ваня уже говорил со мной о самолетах, - рассказывал мне брат героя Владимир. - А затем из досок сделал для меня макет самолета. Я садился верхом на этот «самолет» и представлял, что лечу. Ваня очень меня любил...»

Стоит ли удивляться, что страсть к небу в 1939 году привела юношу в Прокопьевский аэроклуб, где воспитано немало отважных асов.

Началась Великая Отечественная, и Сергеевы стали получать пись­ма с фронта. Их читали всей семьей, а вечером Владимир отвечал брату под диктовку отца и матери.

Но весной 1943 года вместо долгожданного письма пришло страш­ное извещение: «Ваш сын Сергеев Иван Семенович, младший сержант 43-го штурмового авиаполка, 19 марта 1943 года не вернулся с боевого задания из района Непокрытое Харьковской области».

Где и как погиб Иван, долгое время было неизвестно. И вот послед­няя весточка от него: надпись на камне, обнаруженная на реке Сож в Белоруссии. Заметку об этом напечатала прокопьевская городская га­зета «Шахтерская правда». Жена инструктора аэроклуба М. Негриева, зная, как любил муж своих курсантов, взялась вести поиск и узнать под­робнее о последних днях воспитанника мужа.

На ее запрос Центральный архив Министерства обороны сообщил только те сведения, что получили прежде родители. Дальнейшие розы­ски привели ее в Гомельский областной краеведческий музей. Оттуда была получена фотокопия неотправленного письма Ивана Семеновича своему отцу и камня с этой гордой надписью.

Надпись помечена 24 июля, а письмо отцу - 2 июля - за семнадцать дней до последнего вылета. «В настоящий момент жив и здоров», - пи­сал Иван.

На основе полученной из музея статьи можно было составить такую версию гибели летчика. Вероятно, самолет, в экипаже которого был Иван, подбили, но ему удалось спастись и влиться в группу бойцов, вы­ходящих из окружения. Во всяком случае, жители деревни Бобовичи Гомельской области рассказывают, что в тот день бойцы, оказавшиеся в окружении, отбили у врага их село. Но вскоре Бобовичи вновь захватили фашисты. После этого боя и нашли камень с прощальными словами нашего земляка.

Иван Сергеев так и не узнал, что погиб гвардейцем. В мае 1943 года, за два месяца до его гибели, полк, в котором он сражался, стал назы­ваться 94-м гвардейским штурмовым авиаполком 5-й гвардейской штурмовой авиадивизии.

Место захоронения отважного летчика не найдено. Да и не у всех солдат, погибших в Великую Отечественную, есть могила.

Устинья Васильевна рассказывает, что когда был снят фильм об ее сыне, съемочная группа приезжала в Матюшино и показывала его. И вовремя демонстрации фильма все плакали, ведь Ивана любило все село! А мальчик, который его играл, был так похож на Ивана! Очень ей хоте­лось на закате дней еще раз посмотреть фильм про Ванюшу. Не показа­ли... Но зато в поселке Матюшино в честь земляка Ивана Сергеева на­звана улица.

 

4. Дочки

Они не помнили отца...

И в малолетние года

И как другие у крыльца

Его с победой не встречали

Не довелось, хотя и ждали,

Когда война была в разгуле.

Отца жестоко отняла

Под сердцем вражеская пуля.

А время шло, спеша от зла,

От той крутой военной стужи.

Взрослели девочки, росли –

Своих подруг ничуть не хуже.

У них ведь не было тогда

Ни кукол, никаких нарядов,

А вот тепло б отцовских рук –

И больше б ничего не надо.

Чтоб эти руки повели

На зависть всем счастливым людям

В поля, где плещут ковыли,

Где птиц весенние мотивы.

И им, чтоб скрасить бытие,

И им бы через три ступени

В минуты горькие же их

К отцу, хоть раз бы, на колени!

К щеке прижаться, замереть

И позабыть про всё на свете.

В глазах слезинок не стереть.

И чем, ну чем на них ответить?

Прошли, просыпались года,

Замёл следы за ними ветер.

Они теперь немолоды,

У них уж появились внуки.

Уже морщинки по лицу,

Уже бессонница ночами,

Но и сегодня по отцу

Не остудить их все печали.

Хоть нет ни капельки вины,

Бежит за ними жизнь клубочком.

Вот и вчера средь тишины

Опять послышалось им: «Дочки».

 

5. Вдова

ПЕРВЫЙ послевоенный год выдался засушливым. В последний раз скупые капли дождя радовали землю три меся­ца назад - в мае. Деревенский пруд высох. Земля потрескалась, словно разомкнула ссохшиеся губы и умоляла о глотке воды. Изголодавшийся скот вяло пощипывал пожелтевшую раньше времени траву.

Овец в колхозе было много, семь отар по четыреста голов в каждой. Пастухам приходи­лось несладко. Чтобы не томить животных под лучами знойного солнца, отправляться в степь нужно было в четыре часа утра. В полдень из­мученный жарой скот бежал в деревню утолить жажду холодной колодезной водой, после чего овцы снова возвращались в степь и до темноты одиноко бродили среди мягкого ковыля.

Рано утром Галя погнала колхозную отару овец ближе к защитной полосе. Там, в тени деревьев, кое-где еще осталось немного травы.

Каждый раз, когда женщина гуляла среди молоденьких тополей, рядом с которыми когда-то повстре­чала своего Тимофея, ее захлесты­вала волна теплых воспоминаний. Галя невольно улыбнулась. Ей при­помнились рассказы мужа о том, как комсомольцами они в первые дни коллективизации высаживали эти самые тополя. Поглаживая ладонями шероховатую кору дерева, Галя тихо спрашивала: «Может быть, тебя по­садил мой Тима?» В ответ тополь лишь тихо шелестел листьями.

Прижавшись к прохладному стволу дерева, Галя на минуту закрыла глаза. В голове, сменяя друг друга, проносились счастливые кадры из ее довоенной жизни. Измученная тяжелой работой и убаюканная светлыми воспоминани­ями, женщина незаметно для себя задремала.

Очнувшись ото сна, Галина первым делом испуганно огляделась по сторонам и... обмерла. Отара овец пропала! «Кто угнал овец? Куда? И что же теперь со мной будет?!» - страшные мысли лихорадочно роились в ее голове. Не теряя ни минуты, Галя первым делом кинулась искать пропавших животных возле защитной полосы. Но овец и след простыл. Взглянув в другую сторону, она поняла, что сбылись ее самые страшные предположения. Преодолев расстояние в полкилометра, овцы забрели на пшеничное поле.

С криками отчаяния женщина бросилась догонять сбежавшее стадо. Галя плакала, вы­бивалась из сил, но выгнать с пшеничного поля изголодавшуюся скотину ей никак не удавалось. Стоило отогнать овец с одного края, как хитрые животные разворачивались и наступали с другого. К счастью, в это время по полевой дороге на заготовку сена ехали деревенские женщины. Увидев неладное, бабы кинулись на помощь. Когда общими усилиями удалось прогнать овец с потравы, они увидели, что животные объели и истоптали колосья на целом гектаре пшеницы.

Но беда не приходит одна. По дороге в де­ревню пали шесть овец. «За что мне такое не­счастье? Что же теперь будет с моими детьми? Не миновать мне тюрьмы», - словно в бреду твердила Галина.

Через два дня собрали правление колхоза. Молоденькая агроном зачитала акт на потраву: «Виды на урожай зерновых плохие, урожайность не превысит семи центнеров с гектара. Потрава пшеницы на одном гектаре».

Галина сидела в стороне. Под тяжестью десятков укоризненных глаз она виновато опустила голову.

Первым взял слово член правления Иван Васильевич: «Дело нужно передать в про­куратуру, чтобы другим бабам в следующий раз неповадно было. Галина не чиста на руку, я ее еще по весне в поле прихватил, колоски да подсолнухи со своими детьми собирала. Теперь она уснула, видите ли, а кто тебе мешал спать ночью?! - горячился выступающий. - В тюрьму надо садить таких! Считаю, дело нужно передавать в прокура­туру и точка!»

Следующим выступал бригадир полевод­ства: «Прежде чем отдать дело в прокуратуру, нужно все хорошенько взвесить. Я предлагаю ограничиться тем, что не выдавать ее зерно на трудодни, и за два-три года она рассчитается с колхозом, Ведь в тюрьму ее посадят не меньше чем на три года. А это тоже ущерб для колхоза. У нас сейчас лишних рук нет. Вы посмотрите: все колхозные работы на своих плечах тянут вдовы да их несовершеннолетние дети!»

Высказался и председатель колхоза: «С предыдущими выступлениями я согласен. Предлагаю определить наказание путем голо­сования членов правления».

И лишь единственная женщина в правлении - вдова бывшего председателя колхоза - засту­пилась за Галю: «Сижу я, товарищи, слушаю вас и думаю: что, если бы сейчас открылась дверь и вошел сюда отец Галиных осиротевших детей. Посмотрел бы Тимофей Иванович на из­мученную, исхудавшую от домашней и колхоз­ной работы жену. Какой бы он сделал вывод? Думаю, ему было бы очень горько. Человек отдал свою жизнь за Родину, а теперь о его детях позаботиться некому. Как бы вы, товарищи выступающие, стали смотреть ему в глаза?! Или вы уже забыли, что раньше у Гали работа была лучше. Она уступила ее беременной женщине, а сама пошла пасти овец. Женщины, у которых мужья с фронта пришли, не работают, детей рожают. Нам, вдовам, не от кого рожать, да и спать некогда. Вот уже полгода мы не видели ни одного выходного дня. Ты, Иван Васильевич, колхозным медом от фронта отмазался. А жена твоя ни до войны, ни после ни одного дня в колхозе не работала. Пускай она попробует отару пасти! Прошу оставить Галину Сергеевну безнаказанной и списать все на убытки колхоза», - добавила она.

Члены правления вопросительно перегля­нулись. Пристыженный председатель колхоза сказал: «Предлагаю пятьдесят процентов списать на убытки колхоза, а три с половиной центнера зерна удержать. Из личного хо­зяйства Галины Сергеевны взять трех овец». Члены правления единогласно проголосовали за предложение председателя. Шатающейся от нервного истощения походкой Галя вышла из конторы.

Соседи и знакомые в ожидании вестей за­мерли возле Галиного дома. Старшая дочь первой увидела показавшийся на горизонте си­луэт матери. Схватив за руку четырехлетнюю сестренку, девочка побежала ей навстречу.

- Мама, тебя не посадят в тюрьму? - с вол­нением спросила дочка, вцепившись в подол материного сарафана.

- Нет, все будет хорошо, - сквозь слезы от­ветила Галя.

Целую неделю чудом избежавшую тюрьмы женщину навещали соседи. Кто-то поддержи­вал Галю добрым словом, кто-то приносил свои продукты. Когда вдова немного оправилась, ей предложили новую работу.

Время шло, взрослели девочки. Вот уже и они стали седыми. А Галя, которая всю жизнь несла горькую чашу военного лихолетья, ушла в мир иной. Умирая, она мысленно обратилась к своему погибшему мужу: «Тимошка, мне не стыдно за наших детей». Он ответил: «Галя, ведь это твоя заслуга».